Кэролайн помедлила, и Горация успела вставить:
— Я не обижусь. Послушала бы ты, что мама говорит.
— В таком случае, должна сказать тебе, что я шокирована.
— Это такое бестактное поведение, правда?
— Просто ужасное. Дело не в том, что они обошли закон, поженившись в Шотландии… хотя, я думаю, что этот закон дурацкий, ведь они же не кровные родственники. Нет, мне кажется ужасным то, что Джей- Джей умер всего пять месяцев назад.
— Как говорится, еще и остыть не успел.
— Вот-вот.
— Кэролайн, как ты думаешь, а у них не могло быть какой-нибудь связи еще до смерти Джей-Джея?
— А что, твоя мать так считает?
— Ей кажется, что Джордж уже был до безумия влюблен в Фрэнсис, но я слышала, что мама говорила Элджи, что едва ли имела место супружеская измена.
— Да, я согласна. Но что-то уж слишком быстро Джордж воспользовался наследством своего брата.
— Да и Фрэнсис оказалась такой черствой!
— Возможно, мы судим чересчур жестоко, — задумчиво отозвалась Кэролайн. — Возможно, она была убита горем и попыталась найти утешение с мужчиной, так похожим на ее покойного мужа.
— Думаю, что во всех наших рассуждениях есть доля истины. И все же меня несколько угнетает, что Фрэнсис навсегда останется моей родственницей.
Кэролайн засмеялась.
— Горация, ты неподражаема, — она понизила голос почти до шепота. — Что ты думаешь о портрете после того, как увидела оригинал?
Горри улыбнулась, взглянув в глаза Кэролайн:
— Художники были к нему несправедливы. Во плоти он выглядит куда более волнующим. Но мне кажется, что это ужасный негодяй.
Кэролайн изумленно взглянула на подругу:
— Почему ты так решила? Мне он всегда казался положительным молодым человеком.
— Думаю, с вами он действительно такой. Но разве ты не говорила мне, что однажды он обманул и бросил какую-то девушку?
— Ну, я бы так не сказала. Он был безумно влюблен в одну женщину, которая была старше его на много лет. И все же она была еще очень красивой, понимаешь? И она разбила его сердце, потому что вышла замуж ради денег за какую-то старую развалину. Не далее как сегодня Мэри сказала мне, что Джон Джозеф до сих пор тоскует о ней.
— И все же я уверена, что он притворяется.
Кэролайн взглянула на Горацию и покачала головой. Времена, о которых люди будут позднее вспоминать как о периоде викторианской строгости, еще не начались. Королева была еще слишком молода и счастлива, чтобы думать о морали. Но даже для своего времени Горация была исключением. Немного бы нашлось настолько откровенных семнадцатилетних девушек. Дело было в том, что Горри считала лицемерие самым отвратительным пороком из всех, что существуют на свете.
Наконец, Кэролайн пришла в себя, засмеялась и сказала:
— Ты действуешь на меня освежающе. Может быть, останешься с нами пообедать, Горация? Ты поможешь нам стряхнуть с себя унылое настроение.
— Но мама ждет меня.
— Мы можем отправить посыльного с запиской, чтобы она не волновалась. Останешься? Тогда у тебя будет много времени, чтобы поиграть с крошкой Чарльзом, пока ему не надо будет отправляться в постель.
— С удовольствием, — ответила Горация.
После чая миссис Уэбб Уэстон, собиравшуюся вновь расплакаться, уложили в постель до возвращения Фрэнсиса с дежурства; она твердо верила в то, что ее зять способен исцелить ее от всех болезней. Мэри и Матильда, которые на следующий день должны были возвращаться в Париж, отправились на Бонд-стрит, чтобы успеть обойти все магазины. И случилось так, что Горация, полюбовавшись полчаса на младенца в детской и спустившись по лестнице, обнаружила в гостиной лишь Джона Джозефа, разглядывающего собственный портрет на фоне Саттона.
Не без задней мысли Горация подошла к нему и встала рядом, снова ощутив на себе взгляд темно- синих глаз, очень похожий на те взгляды, которые бросали на женщин Джордж и покойный Джей- Джей.
— Этот дом кажется на картине таким крошечным, — сказала она без долгих вступлений, — но Кэролайн говорила мне, что на самом деле это не так.
— Да? А что она вам еще о нем говорила?
— Больше ничего.
Они повернулись и взглянули друг на друга. Все было естественно: воспитание не позволяло им лгать и притворяться.
— Вы — очень необычное дитя, леди Горация, — медленно проговорил Джон Джозеф.
— Вы употребили это слово, чтобы поставить меня на место?
— Вовсе нет. Я думаю, назвать кого-то необычным — это комплимент.
— Вы решительно не хотите взглянуть правде в глаза, капитан Уэбб Уэстон. Мне уже семнадцать лет, и я не нуждаюсь в гувернантке. Я имела в виду не эпитет, а существительное.
Джон Джозеф отвел глаза.
— Вы хотели бы узнать больше об этом доме? — спросил он.
— Да, очень.
— На нем лежит древнее проклятие.
— Правда? А кто его проклял?
— Королева Англии. Это было очень давно. Ее звали Эдит. Она была племянницей короля Кнута.
— А за что она прокляла замок?
Джон Джозеф улыбнулся уголком рта, и взор его синих глаз сделался слегка насмешливым, когда он произнес:
— Думаю, она повздорила со своим мужем. А вам, должно быть, известно, на что способны женщины, когда хотят отомстить.
— Нет, — ответила Горация, встряхнув головой так, что ее кудри, собранные в изысканную прическу, блеснули в мерцании свечей. — Нет, я не знаю, на что способны женщины. Мои братья знают… или знали… а я — даже не представляю себе.
— Я вижу, у вас острый язычок.
— Да ну? Капитан Уэбб Уэстон, я прошу вас, перестаньте меня дразнить. Мне куда интереснее послушать об этом проклятом замке, чем спорить с вами.
Джон Джозеф громко рассмеялся:
— У вас удивительный характер! Ну, что ж, прекрасно. В 1048 году этот дом был проклят и обречен познать смерть, безумие и отчаяние; все это должно было иметь непосредственное отношение к его наследнику. Замок построило семейство Бэссеттов во времена короля Джона, — всех предыдущих владельцев поместья настигла нелегкая смерть, — а затем Бэссетты были вынуждены покинуть Саттон. Потом замок переменил множество хозяев, и каждый раз проклятие сбывалось. Наконец, сэр Ричард Уэстон, придворный Генриха VIII, получил это поместье из рук самого короля.
— Кэролайн сказала, что именно он построил замок в том виде, в каком он остается по сей день.
— Да. В то время он, должно быть, выглядел чудесно. Веселые люди, ароматы блюд, суета и радость.
Губы Джона Джозефа сжались, и Горация спросила:
— Почему же вас огорчает, что когда-то там жило счастье?
— Потому что я нахожу отвратительным, что такой красоте суждено было погибнуть.
