мы не можем знать этого наверняка. Нам не сказали, чей это ребенок при усыновлении, а откуда она это узнала, мы не в курсе.
– Кто из ваших друзей знает, что ребенок усыновлен? – строгим голосом спросил милиционер.
– Мы это не афишировали, – резко ответил отец. – Но, наверное, многие знали, родственники точно.
– Друзья, соседи?
– Друзья могли, а вот соседи – нет, в этот дом мы переехали четыре года назад уже с Сережей, – ответил отец. – Да и неважно это. Вы оградите нас от этой ненормальной?
– Трудно сказать, – пожал плечами милиционер. – Вы пойдете в суд? Нужно будет устанавливать, ее ли это сын… И потом, что мы можем ей предъявить? В лучшем случае, хулиганство.
– А шантаж? – вскинулся отец. – Она ведь нас шантажировала, и мы платили ей деньги…
– Это очень трудно доказать, – возразил милиционер. – Мы, конечно, попробуем, но я ничего не обещаю…
Сережа, у которого замерзли ноги, поспешил ретироваться в свою комнату. Залезая под одеяло в выстудившуюся постель, мальчик заплакал. Теперь он твердо знал, что он – сын той самой нищенки, а папа с мамой ему не родные.
Больше Галину Сережа не видел. Возможно, родители и правда добились того, чтобы она отправилась в тюрьму, может быть, ее просто хорошо припугнули, но на глаза брошенного несколько лет назад сына она не попадалась. Искать кровную мать Сергей не стал даже когда стал совсем взрослым. Однако в тут самый вечер в его еще маленькое сердечко вкралась смертельная обида на приемных родителей, скрывших от него правду. Он изменился в один день, став вежливым, послушным и холодным, как тот самый Звездный мальчик из забытой сказки, чье сердце навсегда стало заколдованным. В восемнадцать лет он добровольно ушел в армейский спецназ и заслужив краповый берет. После службы он так и не вернулся в родной город, отделываясь от родителей редкими письмами и звонками. Потом была недолгая работа в охранной фирме, где его и приметил главный специалист по безопасности Тимофея Захарова – лысый мужчина со свинцовыми глазами и скользким прозвищем Змей.
На службе у Захарова к Сергею присматривались долго. И только убедившись в его слепой собачьей верности, стали допускать к важным делам. Практичный ум, наблюдательность и способность к анализу быстро вывела Сергея на новый уровень. Его начальникам было невдомек, что ему просто наплевать на шефа и Змея. Просто по складу характера он привык относиться к заданиям серьезно, как будто они касались его самого.
К женщинам Сергей относился равнодушно. Как только они удовлетворяли его физиологически, он забывал о них, меняя как перчатки блондинок и брюнеток. Ему было все равно, какой длины их волосы, какого цвета их глаза и какой социальный статус они занимают в этом мире. Для того, чтобы женщина оказалась в его постели хотя бы дважды, она должна была соблюдать правила, главное из которых – она должна быть трезвой, чистой. От нее должен был исходить запах хороших духов и дорогого мыла в пропорциях, когда от кожи пахнет еще и разгоряченным сексом телом. Перед тем, как приступить к прелюдиям, он всегда отправлял новую подружку в душ, а после постельных экспериментов бежал в душ сам, смывая с себя запах очередной женщины. Женщины были опасны. Они могли предать, могли обмануть, могли сделать больно, вцепившись в его руку липкими ручонками. Они тянулись к нему скользкими губами с противным запахом ирисок, посыпанных крошками хлеба и табака. И он не мог этого допустить.
Впервые он увидел ее на спектакле, куда пришел вместе с боссом. Захаров любил посещать светские мероприятия, где ему подобострастно кланялись и били челобитные. Там, в таинственном полумраке она вышла навстречу сутулому Мастеру с букетиком искусственных мимоз и спросила, нравятся ли ему ее цветы. Сергей забывал про работу, когда она появлялась на сцене, хотя в эти моменты должен был зорко смотреть по сторонам, не замышляет ли кто пакостей?
– Хороша, – крякнул вдруг Захаров. – ну просто Скарлетт О’Хара.
Никакого сходства со Скарлетт Сергей не заметил, ну разве что глаза зеленые. Скарлетт была брюнеткой, Алиса – блондинкой, ничего общего с сыгравшей главную героиню всех времен и народов Вивьен Ли не было и в помине. Но слова шефа вдруг остро зацепили какую-то шестеренку в голове, которая до того покрывалась ржавчиной и паутиной. И шестеренка дрогнула и покачнулась, словно примериваясь перед тем, как начать равномерно вращаться, набирая и набирая темп.
Потом, сразу же после спектакля, была встреча в ресторане, куда Алиса прибыла со своим мужем, Владимиром Мержинским, годившемся ей в отцы. Сергей смирно сидел за соседним столиком, хмуро оглядывал зал и потягивал минералку. До него долетали обрывки фраз, приглушенный интимный смех зеленоглазой прелестницы, которая обращала на него столько же внимания, сколько на плохую копию статуи Давида. Шестеренка в голове жалобно поскрипывала, качаясь то вперед, то назад, словно не решаясь двинуться с места, порвав многолетнюю пыльную паутину.
А потом она уехала домой, вместе со своим начинающим лысеть мужем, глядевшим на молодую жену с нескрываемым обожанием. В гардеробе Сергей, опередив Мержинского, подал ей легкую и пушистую норковую шубку, а Алиса неожиданно тепло улыбнулась ему в ответ и прошептала «Спасибо», как будто знала его всю жизнь. Ее улыбка не была дежурной, глаза блистали как две зеленые звезды, и тогда Сергей понял, что она не такая, как все.
Она не была похожа на этих мерзких баб, жен и любовниц царей и царьков этой никчемной жизни, взлетавших вверх ракетами и бесследно тонувшими в темных водах. Эти лоснящиеся холеные, как породистые скакуны бабы, взлетали вместе со своими спутниками, тонули вместе с ними, иногда всплывая на новых островах с новыми царьками и царями. Те мерзкие бабы, жадные до власти, денег и жизненных благ, были еще хуже, чем их повелители. Они никогда не снисходили до Сергея и ему подобным, считая их на голову ниже.
Алиса была другой. Сергей узнал, что она из простой семьи, но это ни о чем не говорило. В среде, куда был вхож Захаров, не было аристократов. Все его партнеры были более-менее удачливыми людьми, наварившихся на развале советской империи. Они часто были не слишком хорошо образованы, напившись, демонстрировали свои наколки за разные сроки, а их спутницы жизни часто были им под стать. Бывшие профессионалки, разбогатевшие бухгалтерши, удачно кинувшие своих начальников, глупые девицы, едва закончившие школы, для которых и журнал «COOL» был слишком серьезной литературой. Но они вели себя так, будто мир принадлежал им, бабочкам-однодневкам, сгоравшим за одну ночь под ярким светом фонарей.
Алиса на них не походила ничуть. В ней было то, что назвали бы внутренним аристократизмом. Однажды, после приема в доме Мержинских, Сергей вошел на кухню, обнаружив там ловко перемывающую посуду домработницу и Алису, сменившую вечернее платье на джинсы, которая спокойно вытирала тарелки. Захаров и Мержинский заперлись в кабинете и намеревались проторчать там до полуночи. Алиса, вытиравшая тарелку посудным полотенцем, была столь же нереальна, как видение НЛО над ночным городом. Она вежливо и приветливо объяснила Сергею, как из дома пройти в гараж и даже проводила его, бросив посуду. Шестеренка медленно двинулась с места…
Потом она курила вместе с ним на лестнице, когда у Мержинского случился первый инсульт. Врачи колдовали над Владимиром в больнице, Захаров приехал навестить своего друга, а Алиса, нервно выхаживавшая по ступенькам перед больницей, вполне по человечески попросила у Сергея сигарету. После выписки Мержинского из больницы, Алиса мирно просидела вместе с Сергеем на кухне за чашкой кофе минут сорок и развлекала его беседой, хотя вполне могла бы оставить его одного. Сергей отвечал односложно по двум причинам. Во-первых, невероятно любезная Алиса, с осунувшимся лицом и лихорадочно блестевшими глазами совершенно не представляла, кто перед ней сидит. Она явно его не запомнила. Во- вторых, эти паршивые шестеренки в голове стали вертеться все быстрее и быстрее.
Сергей вдруг поймал себя на мысли, что теперь, снимая очередную вульгарную телку, он подсознательно выбирает тоненьких блондинок. Алиса Мержинская маячила перед ним недоступным идеалом. Он пару раз сходил на ее спектакли, и даже подарил цветы, после чего получил открытую и радостную улыбку, а потом уехал домой, где, зарывшись в подушки, приказал себе не быть идиотом. Когда Захаров вызвал его к себе и велел последить за вдовой Мержинского, Сергей почувствовал, как в голове загудело. Шестеренки вращались с воем, грозя слететь со своих насиженных мест, раздирая мозги и сердце в клочья.
