Потом, предварительно попробовав спаржу, он повернулся к Спенглеру.
– Не вздумай хоть на мгновение, – негромко и ласково начал он, – забыть, кто ты такой и что ты собой представляешь. Ты здесь потому, что я пустил тебя сюда. Может быть ты думаешь, что способен ошибаться, как все мы, – он сделал паузу, пристально наблюдая за тем, как шея и лицо Спенглера стали покрываться пунцовой краской, когда тот услышал слова, сказанные им самим Дайне в Нью-Йорке, – но ты обманываешь себя. Ты склонен ошибаться в гораздо большей степени. И гораздо легче можешь попасть в расход. Ты уже однажды сделал глупость, и этого достаточно. Не советую испытывать судьбу дважды. – Рубенс вонзил вилку в мягкую плоть стебелька спаржи и поднял его. – Ты был прав в одном, Дори. Я всего лишь человек. Так подумай, что это может означать для тебя.
Лицо Спенглера было сплошь багровым. На высоком лбу его судорожно пульсировала крошечная голубая жилка.
– Однажды я позволил тебе наехать на меня. – Он начал подниматься со стула.
– Дори, сядь и веди себя как следует, – спокойно заметила Берил.
Капельки пота выступили над верхней губой Спенглера. Его нижняя челюсть чуть заметно тряслась.
– У вас нет права говорить со мной в таком тоне. Я позвоню Брандо и...
– Не делай этого, – все так же тихо произнес Рубенс. – Если ты встанешь из-за стола, то это наша встреча станет последней. Прикинь лучше, что ждет тебя, если ты сейчас совершишь глупость.
Застывший в оцепенении Спенглер походил на каменное изваяние.
– Во всяком случае, – продолжал Рубенс, не прерывая трапезы, – я считаю, что ты получил по заслугам. Ты шагнул из дерьма в сад, где растут розы. – Вилка замерла на полпути к его рту. – И эти розы отнюдь не принадлежат тебе. Что я сделал тебе такого, за что ты вдруг пнул меня так исподтишка, а? Я поручил тебе это дело, но ты все еще чем-то недоволен. Тебе мало куска, ты хочешь всю тушу целиком. Неужели ты и впрямь думаешь, что способен обойти меня?
С различимым вздохом Спенглер уселся на место. Взяв свою скомканную салфетку, он провел ей пару раз по лицу.
– Меня обидело, что со мной обращаются, как с помощником официанта. Вот и все.
– Без тебя нам бы не удалось договориться относительно фильма с Брандо так быстро, – подчеркнуто заметила Берил.
– Я знаю, но...
– Тебе не нравится, как с тобой обращаюсь. Я правильно понял? – осведомился Рубенс. Спенглер молча смотрел на него.
– Ну что ж, дружище, тогда тебе придется усвоить одну истину. Ты должен заслужить уважение всех нас, присутствующих здесь. Не жди, что тебе поручат легкую и приятную работу. У нас у всех есть свои обязанности. Если мы не выполняем их, а будем сидеть целыми днями напролет, восторгаясь собственными идеями и способностями, дело стоит на месте. Если ты думаешь, что тебе все сойдет с рук только потому, что ты знаешь Брандо лучше, чем его жена, так ты ошибаешься. Мне на это плевать. Тебя просто может сдуть ветром. Такие вещи происходят с людьми каждый день. Еще вчера они приносили пользу, а сегодня их поезд уже ушел. – Он оттолкнул от себя пустую тарелку. – Послушай, нельзя сказать, что у тебя кишка тонка или пусто в голове... по крайней мере, если б я думал иначе, то прежде всего никогда бы не порекомендовал тебе Дайне. Только перестань вилять из стороны в сторону, и мы станем кроткими и нежными, как мышки.
Подошедший официант забрал тарелки у всех, кроме Спенглера.
– Ничего, – сказал ему Рубенс, – мы подождем, пока Дори доест.
– Ты любишь меня? – спросил он, когда они вернулись домой.
– Да.
– Никогда не думал, что найдется женщина, которой я задам такой вопрос.
– Ты не спрашивал об этом свою жену?
– Я всегда притворялся внутри, будто она любит меня. – Он провел ладонью по ее руке снизу вверх. – Мне так хотелось услышать правду хоть раз в жизни.
– Зачем? – шепотом спросила она. – Ведь именно ты, в конце концов, бросишь меня. Он изумленно уставился на нее.
– С чего ты это взяла?
– С того, – она приложила руку к его груди, – что я никогда не знаю наверняка, что творится там. Иногда мне кажется, что у тебя сердце из стекла... нет, из пластика: сквозь него можно видеть; но нельзя его разбить. Ты похож на этот город, Рубенс. Город, который на самом деле вовсе им не является. Он есть, и его нет, одновременно. – Она положила голову ему на грудь.
Крепко прижав ее к себе, он спросил:
– А что случится, если я брошу тебя?
– Ничего, – сказала она. – Ровным счетом ничего.
Бонстил позвонил поздно утром, когда Рубенс уже уехал в офис.
– Ты не спишь?
– Подожди минутку. – Перевернувшись в постели, она лежа потянулась. Спала она или просто замечталась? Она не знала. Ее голова была забита мыслями об оружии и женщинах в униформе, Джорджем и ООП, Найджелом и ИРА.
– Порядок, – сказала она. – Что слышно?
