находились на Баинцаганской сопке. Переправившиеся части спешно оборудовали позиции: рыли окопы, ходы сообщения, противотанковые рвы, пулеметные гнезда. Генерал Камацубара мог надеяться, что его план осуществится.
Но ровно в десять часов утра над Баин-Цаганом появились первые советские тяжелые бомбардировщики, а советская артиллерия обрушила свой огонь на японские позиции. Одновременно и танковая бригада, только что подоспевшая к месту сражения после трехдневного марша по безводной степи, с ходу навязала бой ударной группе японцев. Это был первый в истории войн случай наступления танков без поддержки пехоты, но расчет советского командования обосновывался не на простом риске, а на вере в моральное превосходство советского воина.
Через несколько минут после начала атаки над сопкой нависли облака пыли и копоти. Лязг гусениц, рев моторов, захлебывающийся стук пулеметов и выстрелы орудий заглушали стоны и крики раненых. Среди огня и визга снарядов метались тысячи людей. В двухдневном бою советские и монгольские войска полностью разгромили группу генерала Камацубара и очистили Баин-цаганскую сопку.
Батальон, в котором служил Николай Снопов, ночью с четвертого на пятое июля под артиллерийским огнем переправился через Халхин-Гол и, пройдя километра два, начал окапываться.
Со стороны японцев раздавались одиночные выстрелы, взлетали ракеты. Бойцы то и дело прекращали работу и опасливо вглядывались в предметы, чернеющие впереди. Некоторые с тревогой спрашивали: где командир роты? Спокойнее становилось на душе каждого, когда тот оказывался поблизости.
Еще не рассвело, когда Николая позвали к командиру роты. Старшего лейтенанта Мезенина Николай нашел в отдельном окопчике, вырытом специально для него. Он курил, пряча папиросу в полусжатый кулак.
— Вот что, Снопов, — сказал он. — В походе вы оказались выносливым и толковым бойцом. Приказываю вам идти в разведку. Разведайте вот этот склон и долину, — показал он пальцем вперед на стенку окопа. — Конечно, в пределах возможности… С вами пойдут Снегирев и Куклин. Старшим будете вы.
— Понятно, товарищ старший лейтенант.
Командир роты присел на дно окопа и, осветив фонариком карту, еще раз разъяснил задачу. Потом, очевидно, считая, что официальная часть разговора закончена, дружески предупредил:
— Надеюсь на вас, Снопов. Только не вздумайте зарываться и ввязываться в бой. В, случае чего отходите без стрельбы. Тут сам черт не разберется в этой обстановке. Сдается мне, что японцы ближе, чем мы думаем.
«А как же быть, если придется стрелять?» — хотелось спросить Николаю, но он промолчал, решив, что на месте виднее будет.
Ожидая Снегирева и Куклина, за которыми побежал связной командира роты, Николай присел на патронный ящик. На небе появились алые полоски, но кругом еще стоял густой мрак. Николай вдруг понял, что он боится уйти от своей роты, что ему страшно.
— Коля? — тихо окликнул Андрей.
— Здесь, — ответил он и, когда Куклин и Снегирев подошли, заговорил: — Действовать будем так: я пойду впереди, в двадцати метрах от меня — Снегирев, а потом ты, Андрюша.
— Поближе бы надо. Темновато, — заметил Снегирев.
— Ничего… Командир роты предполагает, что японцы расставили мины. Поэтому двигайтесь строго по следу.
— Лучше бы мне идти впереди. Я мины раньше встречал, — предложил Снегирев.
— Нет. Пойду я… Пошли!
Сжав зубы, чтобы унять дрожь во всем теле, он первым вылез из траншеи и пополз по мокрой траве.
Сначала спускались под уклон, но вскоре он перешел в долину. Трава здесь была выше и гуще. Попадались вырытые наспех и брошенные одиночные окопы.
Судя по времени, давно уже должны были подползти к высотке, указанной на карте командира роты, но никаких признаков подъема пока не замечалось. Николаю показалось, что он потерял направление и теперь ползет вдоль долины. Несколько раз он останавливался и по Полярной звезде уточнял свой путь.
Подъем начался неожиданно. Двигаться стало труднее. Почти на самой вершине холма песок под Николаем вдруг зашевелился, пополз, и он свалился в какую-то яму, коснулся лицом чего-то мягкого, холодного, липкого. Охваченный страхом, Николай на четвереньках выбрался из ямы и облегченно вздохнул.
Снегирев оказался рядом.
— Яма. Сейчас осмотрим, — шепнул Николай и, — приготовив карманный фонарь командира роты, пополз обратно.
То, что он увидел в яме при свете фонаря, еще раз заставило его отшатнуться. Перед ним лежал труп красноармейца. Руки и ноги его были стянуты телефонным проводом, на груди виднелись ножевые раны. Один глаз был выбит, а все лицо представляло собой сплошной кровоподтек…
— Раненого взяли, — прошептал Николай, увидев на бедре грязную повязку.
— Подлые! Подлые! На это они мастера, — ответил Снегирев.
— Самураи! — скрипнул зубами Андрей.
Глава третья
Официальная часть выпускного вечера с речами и благими пожеланиями закончилась давно, а настоящее веселье, проникнутое грустью прощальных настроений, только начиналось. То на одном, то на другом конце огромного стола произносились тосты, вспыхивали и затухали недопетые песни.
Декан факультета с грустью смотрел на шумных студентов. Вот и еще один выпускной курс уходит из института. Много ушло их с тех пор, как он стал научным работником. И каждый раз так… Немножко грустно…
Как всегда на подобных вечерах, много говорилось о встрече через несколько лет. Неужели они не понимают, что это только слова? Наивные, и тем счастливые. Никогда им не собраться вместе, а если и встретятся двое-трое — не все будут рады друг другу. Не подозревают еще, что время и разные интересы охладят их нынешние горячие чувства, разовьют в иных такие черты, которые будут невыносимы для бывших товарищей. Встретятся и удивятся: как не могли раньше распознать этих людей.
А все-таки хорошие ребята!
— О чем задумались, коллега? — прервал мысли Владимира Александровича профессор Андреев. — И мы с вами когда-то были такими. Давайте «вспомним же юность свою боевую», как говорится, — и протянул к нему свою рюмку.
— Такими были, говорите, и мы? Такими? — переспросил декан и замолчал, задумавшись.
Тридцать лет прошло с тех пор, как он покинул студенческую скамью. О чем мечтал студент того времени? Получить диплом? Да, для большинства это было целью. Вместе с дипломом приходило положение в обществе, мечта о маленьком домике с уютненьким тенистым садом.
Конечно, находились и такие, что произносили пламенные речи на тайных рабочих собраниях, но их хватала полиция, и шагал тогда такой студент по Сибирскому тракту, отсчитывая ногами длинные версты.
А эти… Не так, как те, и не за дипломами они пришли в институт, другие мечты принесли с собой.
В трудное время начали они жизнь. Родились в годы войн и революций. Навсегда запомнили голодный год. Душой возненавидели нэпмана. В годы первой пятилетки подростками носились по недостроенным корпусам заводов. В дни субботников вместе со взрослыми таскали битый кирпич и строительный мусор из новых цехов. За несколько километров от деревни встречали первые советские тракторы, с гордостью выполняли ответственнейшее поручение чумазого тракториста — сбегать в лавку за
