— Где? Где? — спросил капитан, мгновенно просыпаясь.
— Скопление японцев в камышах.
— Не может быть! — резко ответил капитан и оттолкнул Николая от стереотрубы.
— Я видел…
— А, черт! — выругался капитан. — Передай: «Батарея, к бою!»
Огневая позиция отозвалась тотчас же. Гусев сам взял телефонную трубку и начал передавать команды. Николай, ничего не понимая, стоял на коленях рядом с капитаном. В эту минуту он чувствовал себя беспомощным, никому не нужным человеком. Выйди капитан из строя — Николай ничего не смог бы предпринять. Хорошо, конечно, что на огневой позиции он изучил устройство орудий и наводку, но вот изучить подготовку данных для стрельбы не додумался. Вот и торчит теперь столбом перед командиром батареи.
Первый снаряд, прошуршав над головой, разорвался в воздухе далеко за целью. На месте разрыва остался клубок бурого дыма.
— Левее… Прицел… — крикнул капитан в трубку. — Батарея, четыре снаряда… Огонь!
Над местом, где были замечены японцы, одновременно рявкнули шесть разрывов шрапнели. В то же мгновение там все пришло в движение: показались фигуры в желто-песочных мундирах, раздались крики, послышались отрывистые слова команды, и вся эта масса ринулась к окопам боевого охранения второго батальона, расположенного впереди основных позиций. Роты второго батальона открыли огонь, отсекая их.
— Огонь! — кричал капитан в трубку.
— Бегут! Сюда бегут! — крикнул Николай, увидев впереди группу японских солдат, устремившихся к наблюдательному пункту.
— Шугани гранатой! — приказал Гусев, мельком взглянув через бруствер.
Две гранаты, брошенные Николаем, покатились под откос и одна за другой разорвались среди бегущих. Осколки с визгом ударились перед окопом и, подняв пыль на бруствере, рикошетом скользнули вверх.
— Черт! — выругался капитан. — Пригибайся, когда бросаешь.
Через полчаса все стихло. Атака была отбита. В нейтральной полосе остались десятки трупов. С большим запозданием открыла огонь японская батарея.
Капитан бросил телефонную трубку и закурил.
— Гранату все же надо уметь бросать, — сказал он примирительно. — Радиус действия у нее велик. Осколки у меня фуражку сбили. В следующий раз самому надо укрыться и других предупредить.
Николай молчал. Было стыдно до слез. Знал же он все об этой гранате! Сколько раз сам рассказывал батарейцам, а тут растерялся и чуть не погубил своего командира.
— Ну, ничего, — подбодрил его командир батареи. — Бывает и хуже.
Запел телефонный зуммер.
— Я слушаю, — ответил командир батареи. — Готовились к атаке… Примерно? Два взвода… Не может быть! Снопов… Красноармеец Снопов… Слушаюсь…
Закончив разговор, капитан улыбнулся.
— Благодарят нас. Штаб сообщает, что две роты самураев хотели снять наше боевое охранение. Не вышло. Давай завтракать. А вот воды нам до вечера не видать. Дорога она здесь, дорога!
Николай старался понять, что происходит, но сильный стук в висках мешал ему сосредоточиться. Глаза видели отвесную стенку траншеи, бойко бегающего по брустверу черного паука, тонкий штык, конец которого терялся в каком-то желтоватом кругу.
Он помнил, что перед атакой японцев была сильная артиллерийская подготовка.
— Японцы! Близко! — закричал Андрей.
— Противник слева! — доложил телефонист.
— Банзай! — раздалось где-то впереди.
Капитан Гусев и Николай в два прыжка очутились рядом с Куклиным и Макаренко.
— Батарея, к бою! — крикнул капитан. Ясно было, что противник решил отбить высотку. Пользуясь темнотой, японцы вплотную подошли к наблюдательному пункту.
Команды капитана потонули в торопливой скороговорке пулемета. Андрей бил короткими и частыми очередями. Николай выстрелил. Толстый приземистый японец, подгонявший своих солдат пистолетом, пошел как-то боком, клонясь к земле.
«Этот далеко не уйдет», — подумал Николай, беря на мушку другого.
Пулемет Куклина внезапно замолк. Николай оглянулся. На бруствер выскочил японец с безумными глазами и завизжал. Андрей вышиб из его рук винтовку, но японец, падая, успел схватить его за горло. Оба свалились на дно траншеи. Николай швырнул гранату за окоп и бросился на помощь другу, но тот уже сам поднялся. В руках у него был окровавленный самурайский кинжал.
Капитан, не отрываясь от трубки телефона, стрелял из пистолета вдоль хода сообщения. Макаренко, раненный в плечо, одной рукой вгонял обойму в магазинную коробку.
— Огонь! Огонь! — кричал капитан.
С нарастающим воем приближались снаряды.
«Сюда!» — промелькнуло в сознании Николая, но не страх, а злорадство испытывал он.
Снаряды накрыли наблюдательный пункт, но, к счастью, ни один не угодил в траншею. На артиллеристов обрушились горы песка и комья земли.
— Ура-а! — донеслось сзади.
Это бойцы второго батальона бросились на японцев с фланга. Те заметались.
Капитан перенес огонь и первым выскочил на бруствер. Несколько японцев кинулись к нему. Капитан в азарте боя не рассчитал момента: преждевременно бросился в контратаку с горсточкой артиллеристов.
В груди Николая похолодело: командир батареи не выстрелил, а швырнул пистолет в голову японца. Николай бросился вперед, как-то боком отбил плоский штык от груди Гусева, ударил прикладом по лицу ближайшего солдата, но сам отлетел в сторону и упал…
Николай вздрогнул: кто-то положил на его плечо тяжелую руку. Подняв голову, он увидел капитана Гусева.
Капитан присел рядом на пустой снарядный ящик, отставил в сторону японскую винтовку, которую принес с собой, и протянул открытый портсигар.
— Закури.
Капитан, кажется, первый раз заговорил с Николаем на ты. Николай видел, что пальцы командира батареи дрожат, но не так сильно, как у него.
— Махорки хочется. Говорят, крепче.
— Не завернуть сейчас.
— Что это? Страх? — спросил Николай, когда закурили.
— Страх не страх, а нелегкое дело штыковой бой. Я шестой раз схожусь врукопашную, и после всегда такое состояние…
— А у меня голова болит. Круги желтые перед глазами, — виновато пожаловался Николай.
— Еще удивляешься! Тебя офицер лопатой по каске ударил. Больше часа без сознания лежал.
Николай взглянул на свою каску, лежавшую у его ног. На ней была продолговатая вмятина с трещиной посредине.
— Здорово!
— Попади чуть в сторону — разрубил бы плечо… Папиросы хватило ненадолго. Закурили по второй.
— Выручил ты меня сегодня, — вдруг сказал капитан. — В пистолет попал песок. Стал стрелять — заело… Если бы не ты, конец мне.
Капитан замолчал. Николай не знал, что ответить. Да и зачем говорить об этом?
— Вот одно непонятно, — продолжал капитан. — Почему у нас любят говорить о самураях в восторженном тоне? «Они такие, они сякие», — передразнил он кого-то и плюнул с досады. — Ни черта нет
