команду:
— Батарея, смирно!
Пока дежурный докладывал, Николай искал глазами товарищей. Сначала он увидел Журбу и Алексеева, вытянувшихся около пирамиды с винтовками, потом — старшину Казакова, а вполоборота к нему — Андрея.
— Вольно!
— Вольно! — повторил дежурный на всю казарму, любуясь своим голосом.
— Старшина, принимайте и обеспечьте всем необходимым, — приказал капитан, кивнув на Николая, и, чтобы не стеснять красноармейцев, прошел в маленькую комнатку писаря.
Журба и Алексеев кинулись к Николаю. Старшина на радостях обнял его. Андрей же медленно, вразвалку пошел, навстречу.
— Отлежался, лешак тебя унеси! — услышал капитан голос Андрея.
Часа через два, когда все улеглось, капитан вышел к бойцам.
Николай и старшина пришли откуда-то с улицы. Андрей сидел за столом без гимнастерки и пришивал подворотничок.
— Ба! Андрюша! — воскликнул Николай, увидев на петличке Андрея знаки ефрейтора. — Да ты, оказывается, причислен к командному составу!
— Что? — грозно насупился Андрей. — Как ты смеешь называть старшего по званию Андрюшей? Это что за панибратство в армии? Воинскую субординацию не знаете? Да я же тебя могу по команде «смирно» поставить! Не посмотрю, что ты с высшим образованием и на Халхин-Голе командовал мной. Пошлю вот в наряд на кухню полы мыть. — Андрей откусил нитку и невозмутимо пояснил: — Кроме того, ты не точно выражаешься. Что значит «причислен»? Я не причислен к командному составу, а возведен. Это раз и навсегда запомни.
— Понял, товарищ ефрейтор, — ответил Николай, приложив руку к головному убору. — Но нельзя ли поинтересоваться, дорогой товарищ ефрейтор, за что вы сегодня получили взыскание?
— Тю! — свистнул Андрей. — Кто успел наябедничать? Во-первых, тебе не положено знать. Это дело касается только нас, командного состава! Во-вторых, было все это утром, когда я еще был рядовым. В- третьих, взыскание снято самим лейтенантом Лаченко. Он мне приказал найти фанеру для боевого листка. Это в степи-то! А лейтенант одно свое: «Найдите, проявите находчивость». Ходил, ходил по гарнизону — ничего нет. Пойду, думаю, туда, где начальство живет, выпрошу фанерку у какой-нибудь сердобольной жены командира. Куда там! Ни одной женщины не встретил. Одни командиры. Успевай только козырять. Прохожу мимо одной землянки— гляжу: на насыпи стоит ящик. Фанера как раз подходящего размера. Ну, я быстро вытряхнул пожитки, ящик на голову и айда скорее оттуда. Лейтенант привязался: «Где украл?» Дал два наряда. Потом сам же отменил: ящик-то его оказался.
— Жаль, товарищ ефрейтор. Я бы на месте лейтенанта еще добавил.
— Как ты смеешь?.. Впрочем, — сказал Андрей, надевая гимнастерку, — ты еще новичок в казарменных условиях. Мало каши ел…
— Хватит вам, — сказал капитан и толкнул обоих в глубь казармы.
Вторая мировая война разгоралась все шире. В нее оказались втянутыми в той или иной степени все европейские государства, кроме Советского Союза. Попытка втянуть СССР в войну на востоке провалилась. Сокрушительные удары советских войск отбили у воинственных самураев охоту нападать на страну социализма и ее союзницу — Монголию.
Тогда империалисты организовали нападение Финляндии на Советский Союз.
С нарастающей тревогой следили миролюбивые люди за провокационными действиями белофиннов на границе СССР.
Первого декабря Сергей остался дома один, так как Аня еще с вечера уехала в Ермолаевскую школу и там заночевала.
Утром, наскоро закусив, Сергей ушел в школу. Зимний день был хмурый, морозный.
Без стука в кабинет ворвался учитель Константинов.
— Включайте скорее репродуктор, Сергей Петрович! — крикнул он и, не дожидаясь, когда директор поднимется из-за стола, сам подбежал к этажерке и повернул выключатель. — Что случилось?
— Война с Финляндией!
Оба замолчали, прислушиваясь к голосу диктора. Передавали сообщение Советского правительства.
— Вот оно, началось!
— Да.
— В школе нет ни одного ученика девятых и десятых классов. Ушли в военкомат.
— Их не возьмут, — сказал Сергей, присаживаясь на, край стола завуча. — Я в этом уверен.
А через четверть часа Сергей вышел из школы. В нагрудном кармане вместе с комсомольским билетом лежало заявление с просьбой принять его добровольцем в ряды Красной Армии.
Уже подходя к зданию военкомата, он увидел своих учеников. Окружив плотным кольцом военкома, они что-то доказывали ему, а он, пожилой человек, смехом и шутками пытался отделаться от них.
— Я же вам говорю, ребята, что никто вас сейчас в армию не возьмет. Идите, учитесь. Кто плохо учится, пусть на глаза мне не попадается. Никогда в армию такого не возьмут.
— А в лыжники можно? — спросил кто-то из ребят. — С двойками?
— Да не-ет. В лыжники не берут?
— Я же говорю: идите, учитесь. Вон ваш директор идет! Он задаст вам перцу!
Отправив ребят в школу, Сергей зашел вместе е военкомом в его кабинет и подал заявление.
— И вы не теряйте времени и продолжайте работать, — сказал ему военком. — У вас дело такое, что доверить не всякому можно.
Уговоры не помогли, и Сергей вернулся в школу. Занятия продолжались, но что-то было уже не то. Даже в глазах первоклассников появилась печать суровости. В январе в школе началась инспекторская проверка. Судя по итогам полугодия, успеваемость почти не улучшилась, но Сергей считал большой удачей результаты контрольных работ. Тексты задач и диктантов, темы для сочинений, присланные из облоно, были сравнительно трудными, но почти все учащиеся справились с ними легко и быстро… В других школах дело обстояло гораздо хуже. Учителя жаловались, что задачи и тексты трудные. Директору Островной школы было чем гордиться: стремление коллектива работать по-новому начало давать свои плоды.
Но комиссия, составленная из инспектора облоно и сотрудников районо, иначе оценила положение. Работу школы признали неудовлетворительной, а в адрес директора записали, что он не способен нацелить учителей на улучшение учебно-воспитательной работы. Успешное выполнение контрольных работ Ивлянская не только расценила как случайное явление, но и высказала подозрение, что учителя подсказывали учащимся.
Дома тоже начались неприятности. Аня стала молчаливой, часто по пустякам раздражалась и грубила. Ясно было, что все это вызвано служебными неудачами Сергея.
Сергей сидел дома один. Он приболел и не пошел на районное собрание учителей.
Аня пришла поздно и, не заходя к Сергею в спальню, долго возилась на кухне, гремела посудой, что- то передвигала, переставляла.
— Аня! — позвал наконец Сергей.
— Сейчас приду, — ответила она, но это «сейчас» тянулось еще долго.
— Что было на собрании? — спросил Сергей.
— Что было? Ивлянская выступала и тебя помянула недобрым словом. Говорила, что ждут приказа о снятии тебя с работы. Потом Ожарков выступал. Говорил, что ты не дал его сыну окончить семь классов и выгнал из школы. Ругался ты будто так, что очки свои со злости разбил.
Сергей молчал.
— Когда это кончится, Сережа? — с болью спросила Аня. — За что я должна терпеть такой позор? На улице невозможно стало появляться. Вчера пьяный какой-то привязался в магазине и стал кричать на меня, что недолго осталось царствовать Заякину… Уйди ты с этой работы, уйди!
— Но ведь ты же знаешь, что я не из-за личных счетов исключил его?
