– Чушь, – повторил Кулиев. – Конечно, Владимир Степанович – человек увлекающийся, вернее увлеченный, как и всякий истинный ученый. Но чтобы он мог пренебречь делом, забыть... Абсурд. Вот дочка его – это другое дело. Самовольно угнала вертолет, а сегодня порадовала телеграммой – авария!
– Авария?
– К счастью, жива, здорова. Подобрана на Каспии теплоходом. Но вертолет разбит. И главное, погубила важнейший аппарат, позарез сейчас нам нужный.
Полковник помолчал.
– Озадачили вы меня, – признался он. – И ваш отзыв о профессоре Боровике... После разговора с Минском его задержка в пути меня не удивляла. Теперь же все выглядит иначе.
– Что вы этим хотите сказать? – встревожился Кулиев.
– Товарищ директор, – раздалось из динамика. – Вас просит междугородняя.
Включив селектор, академик назвал себя, и тотчас же взволнованный незнакомый голос опросил, что произошло с ихтиологом Галиной Боровик.
– Но с кем я имею честь? – поинтересовался Аспер Нариманович.
– Моя фамилия Ветров. Инженер Института сельскохозяйственных проблем. Очень прошу ответить, что с Галиной Владимировной?
Кулиев переглянулся с Карабановым. Полковник кивнул.
– Ничего страшного, товарищ Ветров, – ответил академик. – Вынужденная посадка вертолета. Галина Владимировна в полной безопасности.
– Ничего страшного? Но телеграмма!.. Там сказано: «Положение безнадежно»...
– Попросите подождать у телефона, – шепнул полковник.
– Одну минуту, товарищ Ветров, – громко сказал Кулиев.
Полковник быстро вышел из кабинета и рывком открыл дверь напротив. Рыхлолицый толстячок даже не успел оторвать напряженного, испуганного взгляда от динамика, точно такого же, как в кабинете академика. Через секунду рука его суетливо метнулась к выключателю.
– Не надо, – тихо, но внушительно произнес Карабанов, и волосатые пальцы-коротышки послушно застыли в воздухе.
Полковник одобрительно улыбнулся и плотно прикрыл за собою дверь.
– Не надо, товарищ Файзи, – так же негромко повторил он. – Я буду продолжать разговор от вас. Если, конечно, не возражаете.
– Ну что вы, что вы, товарищ полковник, – угодливо зашептал толстяк, освобождая место. – Пожалуйста. Я только что случайно включился и...
Карабанов остановил его движением руки.
– Вы слушаете, товарищ Ветров? С вами говорит полковник Карабанов. Расскажите, пожалуйста, все подробно. О какой телеграмме вы упоминаете?
– Телеграмма была вручена профессору Боровику в полете. Содержание ее? Примерно так: «Ваша дочь Галина тяжело ранена при авиационной катастрофе. Находится на колодце...». Названия колодца она не помнит, товарищ полковник.
– Кто – она?
– Стюардесса, вручившая телеграмму профессору. Это все с ее слов.
– Понятно. А дальше?
– «Положение безнадежно. Встречаю Ашхабадском аэропорту». И подпись. Азимбек или Азазбек. Как-то так.
– Хорошо, это уточним. Но как вы узнали обо всем?
– Видите ли, я... дружу с Галиной Владимировной. И вот позавчера, когда вы позвонили из Джанабада, я как раз был у нашего директора.
– Значит, вы присутствовали при моем разговоре с ним? – заинтересовался Карабанов.
– Да, да. И меня очень удивила его аттестация профессора Боровика. Это ж неправда.
– Вы считаете, директор несправедлив к профессору?
– В данном случае да, – твердо ответил Ветров. – Вообще-то наш директор – человек исключительно доброжелательный. Не знаю, что накатило на него.
– И вы почувствовали что-то неладное?
– Да, я тут же бросился на аэродром. К несчастью, никого из команды самолета мне тогда разыскать не удалось. Только сегодня встретил стюардессу, вернувшуюся из рейса... Что с Галиной, товарищ полковник?
Заверив собеседника, что девушка в полной безопасности, Карабанов тепло попрощался с ним.
– Ну, а что скажете вы, Файзи?
– Я?.. Что – я?..
Толстяк примостился на краешке дивана, пухлые ручки лежали на коленях, круглое безбровое личико выражало полнейшее недоумение.
– Я ничего...
– Что вы думаете обо всей этой истории?
Ручки беспомощно вспорхнули. Толстяк молчал.
– Понимаете, – задумчиво, как бы про себя продолжал полковник. – Судя по телеграмме, отправитель знал о случае с вертолетом. Он, вероятно, связан с кем-нибудь из Джанабада. Не так ли, Файзи?
– Возможно, товарищ полковник, все возможно, – забормотал толстяк. Он заметно побледнел.
– И мне почему-то думается, Файзи, – заключил полковник, – что вы, при желании, могли бы внести здесь ясность.
Толстяк молчал, избегая его взгляда.
– Я слушаю вас, Файзи, – напомнил Карабанов.
Ручки снова взлетели вверх.
– Вы меня подозреваете! – воскликнул толстяк, горестно глядя на полковника. – Да, да, я понял: вы меня подозреваете!
Карабанов нахмурился.
– Итак – не хотите? Хорошо, тогда буду говорить я. Расскажу вам небольшую историю про одного менялу с Регистана.
Пальцы-коротышки впились в жирные коленки.
– Это был самый обычный меняла, каких сотнями насчитывалось в священной Бухаре. Не самый богатый и не самый бедный. С утреннего и до вечернего намаза просиживал он в своей крохотной лавчонке близ Регистана, обменивая русские рубли на индийские рупии и персидские туманы на бухарские тенеги. Меняла был молод, совсем молод, но неистовая жажда обогащения одолевала его. Чужие богатства, протекавшие через его закуток, распаляли воображение. Кое-что перепадало и ему от этих богатств, он мог бы и сам скопить состояние, но жадные слуги всесильного миршаба и целая орава эмирских чиновников высасывали все его барыши. Наконец наступил день, когда эмир бежал от народного гнева. Вместе с эмиром исчезли и грозный миршаб и другие царедворцы, так досаждавшие скромному меняле. Но увы, одновременно прекратились сделки. Все, казалось, рухнуло, и вот однажды...
– Однажды... – машинально повторил толстяк, как завороженный глядя на полковника.
– Однажды возле домика менялы на Ляби Хаузи остановилась тяжело нагруженная арба. Оборванный и грязный арбакеш постучал в ворота, и пораженный меняла узнал в нем одного из своих самых уважаемых клиентов. Арба въехала во двор, в ней оказались целые груды одежды: женской, детской, мужской... Так меняла стал скупщиком краденого.
– Правда, все истинная правда, – простонал толстяк. – Но это было давно...
– Давно, – согласился Карабанов. – Но вспомнил я об этом не зря. Слушайте дальше, Файзи. Как-то раз, уже под утро, во дворик на Ляби Хаузи въехала арба. К разочарованию хозяина, она была почти пуста – всего восемнадцать женских узбекских платьев, к тому же перепачканных кровью. Вы не помните этот случай?
– Нет, нет, – замотал круглой головой толстяк.
– Ну как же, – напомнил Карабанов. – Вы еще обратили внимание, что платья лишены необходимой
