понял, что не смошенничал. Он выключил телевизор и быстро спросил:
— Что это значит?
— Это значит, что вы по уши в говне. И втянули в него и нас. Я как чувствовал, что не надо связываться с вами. Но я не видел ваших чеченских друзей. Но вы-то видели! Или вы такой же сумасшедший ублюдок? Хватит болтать. Я оказался связанным с вами, поэтому в моих интересах, чтобы вы ушли чисто. Пока у вас в руках взрывной блок, у вас есть шанс. Поэтому я и говорю: немедленно улетайте.
— А вы? — задал он дурацкий вопрос.
— Попробуем отмотаться. Это будет стоить, конечно, немалых бабок. Мы работали на службу безопасности КТК. Во всяком случае, были в этом уверены. И к счастью, никого не убили и даже не покалечили. Да рожайте же, черт вас возьми!
Генрих открыл дверь кабинета и вывел в приемную Рузаева и Азиза.
— Быстро в вертолет! — приказал он. — Запускайте двигатель. Я подойду через минуту.
— Я дал Президенту Ельцину срок до четырнадцати ноль-ноль, — заявил Рузаев, гордо выставив вперед свою бороденку. — Я должен провести переговоры с его полномочным представителем. Султан Рузаев никогда не меняет своих решений. Слово горца крепче булата!
— Да проведете вы свои переговоры! Из Грозного. И весь чеченский народ будет рукоплескать своему герою!
Эта перспектива, судя по всему, понравилась Рузаеву. Он величественно кивнул и вышел.
— А как же… — начал было Азиз, но Генрих прикрикнул:
— Бегом! Если кто-нибудь попытается помешать — стрелять сразу!
— Я хотел спросить: а как же мистер Тернер? — все же договорил Азиз. — Мы же не можем оставить его!
Генрих остановился.
— Какой… мистер Тернер? — негромко спросил он.
— Мистер Джон Форстер Тернер. Лондонский журналист. Неужели вы не узнали его? Я, правда, тоже не сразу узнал. Из-за его бороды.
Я понятия не имел, кто такой этот мистер Тернер, но известие о нем, как мне показалось, подействовало на Генриха ошеломляюще. Посильней, чем передача «Доброе утро».
— Откуда вы знаете мистера Тернера? — так же негромко спросил он.
— Я же встречался с ним в Нью-Йорке, — объяснил Азиз. — Передавал ваше предложение. И пароль — про Майами. А потом он прилетал в Грозный.
— Рузаев его тоже… узнал?
— Конечно. После того, как я ему сказал. Мистер Тернер приказал нам делать вид, что мы не знаем его. Я был уверен, что вы работаете с ним в контакте.
— Да, разумеется, — кивнул Генрих. — Я работаю с ним в полном контакте. А теперь, Азиз, — в вертолет. Мистер Тернер сам знает, что ему делать.
— Слушаюсь!
— Матерь Божья! — пробормотал Генрих и взглянул на меня так, будто искал сочувствия. — Боюсь, что вы правы. Я поставил на цыганскую лошадь.
Он быстро вошел в кабинет главного инженера. Я последовал за ним, хотя он сделал попытку закрыть перед моим носом дверь. Он отпер сейф, извлек из него дюралевый кейс и двинулся к выходу. Я преградил ему дорогу:
— А наши бабки?
— Вы их получите.
— Конечно, получу, — сказал я. — И прямо сейчас. Не отходя от кассы.
Для убедительности я выщелкнул из ПСМ обойму, посмотрел, сколько осталось патронов, и загнал обойму на место.
Генрих раскрыл кейс и вывалил на пол десятка три пачек в банковской упаковке.
— Плохо считаете, — заметил я. — Нас пятеро. И свою работу мы сделали.
— А если я нажму кнопку? — спросил он.
— Тогда бабки будут уже ни к чему. Ни мне, ни вам.
Он вывалил на пол половину содержимого чемодана и метнулся к двери. На пороге остановился:
— Я знаю, чья эта работа! Этой суки Люси! Его каблуки застучали по коридору. Я всунулся в кабинет:
— Все — вниз! По моей команде разблокировать вход!
Муха, Боцман и Док кинулись к выходу. Артист подошел к столу и сел на первый попавшийся стул.
— Ты в порядке? — спросил я. Он кивнул:
— Да. Только устал я, Серега. Откуда-то появился Крамер, сел против Артиста, закурил «Кэмел» и сказал:
— Мы аплодируем, Семен. Потрясающе. Вы настоящий большой актер. Артист вяло отмахнулся:
— Да ладно вам!.. Все уже кончилось?
— Пока еще нет.
И тут же в куртке Артиста ожила «уоки-токи»:
— Пастух, я — Володя. Они взлетели. Как понял?
Я выхватил «уоки-токи» из кармана Артиста:
— Понял тебя. Я — Пастух. Всем. Разблокировать вход!
— Побудьте с ним, — попросил я Крамера и бросился вниз.
И первым, кого я увидел в солнечном проеме двери, был полковник Голубков. Следом за ним два дюжих радиста тащили на спинах рации, а еще несколько крепких ребят в камуфляже — аппаратуру спецсвязи.
— Привет, Константин Дмитриевич, — сказал я.
— Все целы?
— Все.
— Ну, хоть с этим обошлось, — проговорил он и обернулся к радистам:
— Быстрей, вашу мать! Бегом! Минуты теряем! Разворачивайте свою хренобень!
— Что-нибудь не так? — спросил я.
— Все не так!
Я зачем-то посмотрел на часы.
6.22.
II
Ровно в 6.30 КП полковника Голубкова был развернут в кабинете директора АЭС. И сразу здесь воцарилась атмосфера полевого штаба во время не слишком-то хорошо спланированного или чем-то другим осложнившегося наступления. Полковник был един во многих лицах.
— Шифруй: «Москва, Нифонтову», — диктовал он оператору спецсвязи. И тут же — радисту:
— ПВО! Ведут «вертушку»?
— Так точно!
— Так докладывай, твою мать!
— Курс по прямой на Мурманск, высота триста тридцать метров, скорость сто восемьдесят, удаление от нас — пятнадцать километров… — Шифруй. «Станция разблокирована. Жертв среди персонала нет. Приказ Москвы выполнен. Объекты покинули АЭС беспрепятственно…» — Другому радисту:
— Евдокимов! Почему молчит капитан Евдокимов? Вызываешь?
— Так точно. Все время. Не отвечает.
— Продолжай вызывать! Ни на минуту не прекращай. — Шифровщику:
— Добавь — «Обстановка на станции нормальная. Персонал сменяется. Технологический процесс не нарушен. Саперы приступили к разминированию…» ПВО?
— Курс, скорость и высота те же. Удаление — двадцать один километр.
— Евдокимова! Евдокимова мне вынь и положь, твою мать!
— Ну вызываю, вызываю! — раздраженно ответил радист. — Чего на меня орать? Не отвечает!
— А ты вызывай и не огрызайся! Молод ты еще на меня огрызаться!..