- Мак, - обратился к нему Питер Марлоу. - Почему вы считаете профессию писателя такой важной?
- Ну, паренек, во-первых, это то, чем я всегда хотел заняться и не мог. Много раз пробовал, но ничего не мог дописать до конца. Это самая трудная задача - дописать до конца. Но самое главное состоит в том, что писатели это единственные люди, которые могут что-то изменить на этой планете. Бизнесмен ничего не может...
- Это чепуха, - воскликнул Кинг. - А как же Рокфеллер? И Морган? И Форд, и Дюпон? И другие? Благодаря их филантропии финансируется черт знает сколько научных исследований, и библиотеки, и больницы, и искусство. Да без их денег...
- Но они сделали свои деньги за счет кого-то другого, - сухо сказал Браф. - Они могли бы легко отдать часть своих миллиардов людям, которые заработали их для них. Эти кровопийцы...
- Я полагаю, вы демократ? - возбужденно спросил Кинг.
- Можете не сомневаться, это так. Посмотрите на Рузвельта. Посмотрите, что он делает для страны. Он вытащил страну, мы ему всем обязаны, а эти чертовы республиканцы...
- Чепуха, и вы понимаете это. Это не имеет никакого отношения к республиканцам. Экономический цикл развития...
- Все эти экономические циклы - бессмысленное вранье. Республиканцы...
- Эй вы, парни, - робко сказал Ларкин. - Никаких разговоров о политике, пока мы не поедим. Что вы на это скажете?
- Ну ладно, - угрюмо согласился Браф, - но этот малый чересчур благодушен.
- Мак, почему это так важно? Я все же не понимаю.
- Писатель может на листе бумаги изложить мысль... или точку зрения. Если писатель хороший, он может оказать влияние на людей, даже если книга написана на туалетной бумаге. И он - единственный в нашей современной экономике, кто может сделать это, кто может изменить мир. Бизнесмен не может ничего без больших денег. Политик бессилен без положения или власти. Плантатор наверняка не может. И бухгалтер не может, верно, Ларкин?
- Конечно.
- Но вы говорите о пропаганде, - сказал Браф. - Я не хочу писать пропагандистские книги.
- Вы когда-нибудь писали для кино, Дон? - спросил Кинг.
- Я никогда ничего никому не продал. Какой же я писатель, если ничего пока не продал. Но кино - это чертовски важно. Вы знаете, Ленин говорил, что кино наиболее важное из пропагандистских средств, когда-либо изобретенных?
Он заметил, что Кинг готов броситься в атаку.
- А я не коммунист, сукин вы сын, я просто демократ.
Он повернулся к Маку.
- Господи, вот так всегда, - если вы читали Ленина, Сталина или Троцкого, вас называют коммунистом.
- Ну, вам следует признать. Дон, - сказал Кинг, - что среди демократов полно розовых.
- С каких это пор доброе отношение к русским означает, что парень является коммунистом? Они наши союзники, вы же это знаете!
- Мне жаль, что так сложилось, с исторической точки зрения, - заметил Мак.
- Почему?
- Потом у нас будет масса проблем. Особенно на востоке. Эти ребята даже перед войной доставляли кучу неприятностей.
- Телевидение скоро завоюет весь мир, - сказал Питер Марлоу, наблюдая, как над поверхностью похлебки колышется тонкая струйка пара. - Вы знаете, я смотрел демонстрации телевидения из Алекзандра-Палас в Лондоне. Бэйярд раз в неделю делает программу.
- Я слышал о телевидении, - сказал Браф. - Никогда не видел.
Кинг кивнул.
- Я тоже не видел, но на нем можно заработать чертову кучу денег.
- Только не в Штатах, это уж наверняка, - проворчал Браф. - Подумайте о расстояниях! Черт, оно, может быть, сгодится для маленьких стран, таких, как Англия, но не для настоящей страны, как Штаты.
- На что вы намекаете? - холодно спросил Питер Марлоу.
- Я имею в виду, что, если бы не мы, война продолжалась бы бесконечно. Ведь наши деньги, наше оружие и наша мощь...
- Послушайте, старина, мы сами хорошо справлялись, давая вам, кретинам, возможность оторвать задницу от стула. Это ваша война в той же степени, как и наша. - Питер Марлоу свирепо посмотрел на Брафа, который ответил таким же свирепым взглядом.
- Чушь! Почему, черт побери, ваши европейцы не могут убивать друг друга так, как они это делали столетиями, и оставить нас в покое. Я не понимаю. Нам приходилось выручать вас из беды и раньше...
И, забыв о времени, они спорили и ругались, и никто никого не слушал, и у каждого было свое твердое мнение, и каждое мнение было правильным.
Кинг сердито замахивался кулаком на Брафа, который в ответ тоже показывал кулак, а Питер Марлоу кричал на Мака, когда неожиданно в дверь с грохотом постучали.
Мгновенно воцарилась тишина.
- Чего вы там орете? - спросил голос.
- Это ты, Гриффитс?
- А ты решил, что это чертов Адольф Гитлер? Ты хочешь, чтобы всех нас посадили или еще что- нибудь?
- Нет. Извини.
- Угомонитесь, черт вас возьми!
- Кто это? - спросил Мак.
- Гриффитс. Это его камера.
- Что?
- Конечно. Я снял ее на пять часов. Три бакса в час. Даром ничего не получишь.
- Вы сняли камеру? - недоверчиво переспросил Ларкин.
- Верно. Этот Гриффитс - толковый делец, - объяснил Кинг. - Вокруг ведь полно народа, верно? Не найти спокойного местечка, так? Этот англичанин сдает камеру любому, кому хочется побыть одному. Не я придумал это, но Гриффитс здорово зарабатывает.
- Готов побиться об заклад, что не Гриффитс придумал, - сказал Браф.
- Капитан, я не умею врать. - Кинг улыбнулся. - Должен признаться, что идея была моя. Но Гриффитс имеет на этом достаточно, чтобы содержать очень хорошо себя и свою группу.
- Сколько вы с этого имеете?
- Всего десять процентов.
- Десять процентов - это справедливо, - сказал Браф.
- Так я есть, - сказал Кинг. Он никогда бы не солгал Брафу. И не только сейчас, но и в любом другом деле. Браф наклонился и помешал варево.
- Эй, парни, оно кипит.
Все стали заглядывать в кастрюлю. Да, похлебка действительно кипела.
- Нам лучше заткнуть окно. Сейчас пойдет запах.
Они заложили одеялом зарешеченное оконце, и вскоре вся комната наполнилась ароматом.
Мак, Ларкин и Текс сидели на корточках около стены, не отрывая глаз от кастрюли. Питер Марлоу сидел на другой стороне кровати, и так как он был ближе всех, то время от времени помешивал содержимое кастрюли.
Вода медленно кипела, заставляя изящные маленькие бобы всплывать на поверхность, потом исчезать опять в глубине кастрюли. Выделилось облачко пара, принеся с собой запах настоящего жирного мяса. Кинг наклонился и бросил в варево горсть местных приправ: куркуму, каджанг, хуан, така и еще гвоздику и чеснок. Запах стал еще сильнее и ароматнее.
Через десять минут Кинг бросил в кастрюлю зеленую папайю.
- С ума сойти, - сказал он. - Можно заработать состояние после войны, если найти способ обезвоживать
