тот день, когда смогу надеть ботинки покойника.
-- Я никогда так и не думал, -- резко заметил Струан.
-- Да, но я всерьез рассматривал такой вариант. И теперь я доподлинно знаю, что эта мысль мне не по душе
Как, спросил себя Струан, мог мой сын сказать такое вслух и с таким спокойствием.
-- Ты сильно переменился за последние несколько недель.
-- Наверное, я начинаю узнавать себя. Это главным образом заслуга Тесс... ну и то, что я остался один на эти семь дней. Я вдруг понял, что пока не готов остаться один.
-- А Горт разделяет твое мнение о ботинках покойника?
-- Я не могу отвечать за Горта, Тай-Пэн. Я отвечаю только за себя. Я знаю лишь то, что ты в большинстве случаев оказываешься прав, что я люблю Тесс и что ты идешь против всего, во что веришь, чтобы помочь мне.
Струану вновь вспомнились слова Сары.
Он задумчиво поднес к губам свой бокал с шерри.
Роджеру Блору на вид было лет двадцать с небольшим; его лицо выдавало огромное нервное напряжение, глаза смотрели настороженно. Одет он был в дорогой костюм, но материя кое-где протерлась до ниток; и его невысокая фигура выглядела сильно исхудалой. У него были темно-русые волосы и голубые глаза, в которых читалась глубокая усталость.
-- Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Блор, -- предложил Струан. -- Я хочу знать, чем вызвана вся эта таинственность. И почему вы непременно решили говорить со мной наедине?
Блор остался стоять.
-- Вы Дирк Локлин Струан, сэр?
Струан был удивлен. Лишь очень немногим было известно его второе имя.
-- Да. А кем могли бы оказаться вы сами?
Ни лицо, ни имя молодого человека ничего не говорили Струану. Но выговор у него был правильный -- Итон, Харроу или Чартерхаус [Названия самых престижных частных школ в Англии.].
-- Могу я взглянуть на вашу левую ногу, сэр? -- вежливо спросил юноша.
-- Смерть господня! Ах ты, нахальный щенок! Давай выкладывай, что у тебя есть, или убирайся отсюда!
-- Ваше раздражение совершенно оправдано, мистер Струан. Пятьдесят против одного, что вы действительно Тай-Пэн. Даже сто против одного. Но я должен быть уверен, что вы тот человек, за которого себя выдаете.
-- Зачем?
-- Затем, что я имею информацию для Дирка Локлина Струана, Тай-Пэна. 'Благородного Дома', чья левая ступня наполовину срезана пулей, -информацию огромной важности.
-- От кого?
-- От моего отца.
-- Мне не знакомо ни ваше имя, ни имя вашего отца, а, видит Бог, у меня хорошая память на имена!
-- Роджер Блор не мое имя, сэр. Это всего лишь псевдоним, взятый мною для безопасности. Мой отец -- член парламента. Я почти уверен, что вы Тай-Пэн. Но прежде чем я передам вам его информацию, я должен быть уверен абсолютно.
Струан вытащил кинжал из-за правого голенища и поднял левый сапог.
-- Снимай, -- произнес он с угрозой. -- И если твоя информация не окажется 'огромной важности', я распишусь на твоем лбу вот этим пером.
-- Тогда, я полагаю, я ставлю на карту свою жизнь. Жизнь за жизнь.
Он стянул сапог, облегченно вздохнул и бессильно опустился на стул.
-- Меня зовут Ричард Кросс. Мой отец -- сэр Чарльз Кросс, член парламента от Чалфонг Сэйнт Джайлса.
Струан встречался с сэром Чарльзом дважды, несколько лет назад. В то время сэр Чарльз был мелким деревенским сквайром без всяких средств. Горячий поборник свободной торговли, он понимал важность торговли с Азией и пользовался уважением в парламенте. Все эти годы Струан поддерживал его деньгами и ни разу не пожалел об этом. Речь, должно быть, пойдет о ратификации, нетерпеливо подумал он.
-- Почему ты сразу этого не сказал?
Кросс устало потер глаза.
-- Простите, могу я попросить у вас чего-нибудь выпить?
-- Грог, бренди, шерри -- наливай сам, не стесняйся.
-- Благодарю вас, сэр. -- Кросс налил себе бренди. -- Спасибо. Еще раз простите, но я... э-э, я немного устал. Отец сказал, чтобы я был крайне осторожен, взял себе псевдоним. Говорил только с вами или, в случае вашей смерти, с Роббом Струаном. -- Он расстегнул рубашку и распорол мешочек, который носил подвязанным вокруг талии. -- Отец прислал вам вот это. -Юноша протянул Струану засаленный конверт с толстыми печатями и опять сел.
Струан взял письмо Оно было адресовано ему, на конверте стояла дата: 29 апреля, Лондон. Он вскинул глаза и проскрежетал:
-- Ты лжешь! Невозможно, чтобы ты добрался сюда так быстро. Письмо было написано всего шестьдесят дней назад.
-- Так и есть, сэр, -- весело ответил Кросс. -- Я совершил невозможное. -- Он нервно рассмеялся. -- Отец, наверное, до конца своих дней не простит мне этого.
-- Никогда еще ни один человек не проделывал такой путь за шестьдесят дней... Хорошо бы послушать твой рассказ.
-- Я выехал во вторник, 29 апреля. Почтовый дилижанс от Лондона до Дувра. Успел на пакетбот до Кале -- в послед нюю минуту. Оттуда дилижансом до Парижа, потом еще одним -- до Марселя. Там каким-то чудом, уже в последнюю секунду, вспрыгнул на борт французского пакетбота до Александрии. Дальше -- посуху до Суэца; тут помогли чиновники Мехмета Али -- отец однажды встречался с ним -- и затем, в последний миг, пакетбот до Бомбея. В Бомбее я застрял на целых три дня и уже начал покрываться плесенью, когда мне вдруг сказочно повезло. Я купил место на опиумном клипере до Калькутты. Затем...
-- Что за клипер?
-- 'Летучая Ведьма' компании 'Брок и сыновья'.
-- Продолжай, -- сказал Струан, изумленно подняв брови.
-- Затем -- корабль Ост-Индской Компании до Сингапура. 'Князь Бомбея'. Дальше -- неудача: ни одно судно не собиралось идти на Гонконг в течение нескольких ближайших недель. Потом -- огромная удача. Мне удалось уговорить русского капитана взять меня на свой корабль. Вон тот, -- показал Кросс в кормовое окно. -- Это была моя самая рискованная затея за все путешествие, но это был и мой последний шанс. Я отдал капитану все гинеи, какие у меня оставались, все до последней. Заплатил вперед. Я думал, что едва мы выйдем в море, они обязательно перережут мне горло и выбросят за борт, но это была моя последняя надежда. Так что вот, сэр, пятьдесят девять дней -- от Лондона до Гонконга.
Струан встал, налил Кроссу еще бренди и плеснул себе добрых полбокала. Да, это возможно, решил он про себя. Маловероятно, но возможно.
-- Ты знаешь, что в этом письме?
-- Нет, сэр. То есть, я знаю ту его часть, которая касается меня.
-- И о чем же в ней говорится?
-- Отец пишет, что я никчемный, беспутный игрок, помешанный к тому же на лошадях, -- сказал Кросс с обезоруживающей прямотой. -- Что у Ньюгейтской тюрьмы имеется ордер на мой арест за неуплату долгов. Что он вверяет меня вашему великодушию и надеется, что вы сможете найти какое-нибудь применение моим 'талантам' -- все что угодно, лишь бы держать меня подальше от Англии и от него до конца его жизни. И далее он оговаривает условия нашего пари.
-- Какого пари?
-- Я прибыл вчера, сэр. 28 июня. Ваш сын и многие другие подтвердят это. Возможно, вам следует все
