источник, из которого я ее получил, но мне захотелось обсудить ее с вами, прежде чем я ее напечатаю.
Что за скелет и в чьем шкафу ты учуял своим длинным носом, мой дорогой друг, подумал Струан. Их так много, выбирай любой. Я лишь надеюсь, что ты выбрал правильный.
-- 'Ориэнтл Тайме' принадлежит мне, да. Насколько мне известно, только мы с вами знаем об этом. Однако я никогда не говорил вам, что публиковать, а что не публиковать. Вы редактор и издатель. Вы несете полную ответственность, и если то, что вы напечатаете, окажется клеветой, вас привлекут к суду. Привлечет любой, кто будет оклеветан.
-- Да, мистер Струан. И я ценю свободу, которую вы мне предоставляете. -- Его глаза, казалось, нырнули еще глубже в заплывшие жиром складки лица. -- Свобода предполагает ответственность -- перед самим собой, перед газетой, перед обществом. Правда, не обязательно именно в таком порядке. Но на этот раз все обстоит иначе... видите ли... как бы это сказать?.. 'взрывная сила' данного известия очень велика. -- Он достал обрывок бумаги. Лист был целиком испещрен скорописными значками, прочесть которые мог только он. Скиннер поднял глаза: -- Договор Чуэн-пи отвергнут Короной, и Гонконг вместе с ним.
-- Это какой-нибудь новый анекдот, мистер Скиннер? -- Струан озабоченно подумал, насколько убедителен был Блор. Все ли ты рассчитал правильно, дружище, спросил он себя. У парня, кстати, прекрасное чувство юмора: Жеребец взял мундштук. Правда, 'тяжеловоз' подошло бы больше.
-- Нет, сэр, -- ответил Скиннер. -- Наверное, мне лучше прочитать вам. -- И он прочитал вслух, почти слово в слово, то, что написал в своем письме сэр Чарльз Кросс и что Струан предложил Блору под большим секретом шепнуть на ухо Скиннеру. Струан решил, что Скиннер был как раз тем человеком, который сумеет расшевелить торговцев, пробудить в них злость и негодование, чтобы они не дали Гонконгу погибнуть, и начали -- все вместе и каждый по-своему -- бороться против Каннингтона, как боролись много лет назад против Ост-Индской Компании и в конце концов взяли над ней верх.
-- Я в это не верю.
-- Думаю, вам все-таки следует в это поверить, Тай-Пэн. -- Скиннер допил свой виски. -- Вы позволите?
-- Конечно. Принесите сюда весь графин. Тогда вам не нужно будет ходить взад и вперед. Кто передал вам эту информацию?
-- Этого я не могу вам сказать.
-- А если я буду настаивать?
-- Даже в этом случае. Если я назову имя, для меня как для газетчика все сразу будет кончено. Здесь затронуты очень важные принципы профессиональной этики.
-- Газетчик прежде всего должен иметь газету, -- без обиняков объявил Струан, испытывая его.
-- Верно. В этом и заключается риск, на который я пошел, решив поговорить с вами. Но если вы и так поставите вопрос, я вам все равно ничего не скажу.
-- Вы уверены, что это правда?
-- Нет. Но я так думаю.
-- Когда было отправлено это сообщение? -- спросил Струан.
-- 27 апреля.
-- Вы серьезно считаете, что оно могло попасть сюда так быстро? Это просто смешно!
-- Я сказал то же самое. И тем не менее я считаю, что эта информация достоверна.
-- Если это так, тогда нам всем конец.
-- Вполне вероятно, -- ответил Скиннер.
-- Не вероятно, а совершенно точно.
-- Вы забываете о могуществе прессы и о том, чего могут добиться торговцы, объединив свои усилия.
-- Мы недостаточно могущественны, чтобы тягаться с министром иностранных дел. Да и время против нас. Вы собираетесь напечатать это?
-- Да. В свое время.
Струан покрутил в руке хрустальный бокал, наблюдая игру света в его резных гранях.
-- Я бы сказал, что когда вы это сделаете, паника поднимется невиданная. И вы тут же попадете на ковер к Лонгстаффу.
-- Меня это не беспокоит, мистер Струан. -- Скиннер был озадачен: Струан реагировал на известие совсем не так, как он предполагал. Разве что Тай-Пэн уже и так обо всем знает, в сотый раз сказал он себе. Но тогда я не вижу никакого смысла в том, чтобы посылать ко мне Блора. Блор прибыл неделю назад, а за эту неделю Тай-Пэн вложил в Гонконг бесчисленные тысячи тэйлов. Если он знает о судьбе договора, это было бы актом маньяка-самоубийцы. Так чьим же курьером был Блор? Брока? Маловероятно. Потому что Брок тратит деньги так же безоглядно, как и Струан. Скорее всего, это генерал... или адмирал... или Монсей. Монсей! Кто, как не Монсей, имеет связи в министерских кругах? Кто, как не Монсей, ненавидит Лонгстаффа и метит на его место? Кто, как не Монсей, жизненно заинтересован в том, чтобы идея Гонконга увенчалась успехом? Потому что без сильного Гонконга Монсею не сделать карьеры в Дипломатическом Корпусе. -- Похоже, что с Гонконгом покончено. Все деньги, все силы, которые вы вложили -- все мы вложили -- в него, смахнули в сторону, как крошки со стола.
-- Гонконг нельзя оставлять. Без этого острова все порты на материковом побережье, которые мы откроем, не будут стоить выеденного яйца.
-- Я знаю это, сэр. Мы все это знаем.
-- Да. Но министр иностранных дел полагает иначе. Почему? Мне очень интересно знать, почему? И что мы вообще могли бы сделать в данной ситуации? Как убедить его в нашей правоте, а? Как?
Скиннер был таким же ревностным защитником новой колонии, как и Струан. Без Гонконга не будет 'Благородного Дома'. А, без 'Благородного Дома' не будет ни еженедельника 'Ориэнтл Тайме', ни работы.
-- Может быть, нам и не придется ни в чем убеждать этого мерзавца, -отрывисто проговорил он, и глаза его холодно блеснули.
-- А?!
-- Не вечно же этому пакостнику быть у власти. -- повторил Скиннер.
Струан посмотрел на него с возросшим интересом. Это был новый поворот в игре, причем неожиданный. Скиннер не пропускал ни одной газеты, ни одного периодического издания и был самым информированным человеком в отношении той части парламентских дел, которая освещалась в печати. В то же время, обладая необыкновенной памятью и испытывая к людям самый живой интерес, Скиннер имел другие, и очень разнообразные, источники информации.
-- Вы полагаете, существует возможность смены правительства?
-- Я готов поставить любые деньги, что сэр Роберт Пил и консерваторы опрокинут вигов в течение этого года.
-- Это было бы дьявольски рискованно с вашей стороны. Я сам бы сыграл против вас.
-- Хотите поставить 'Ориэнтл Тайме' против падения вигов еще в этом году -- и закрепления Гонконга за Короной?
Струан прекрасно понимал, что такое пари сделает Скиннера самым верным его союзником, а газета -- не такая уж большая цена за это. Но поспешное согласие выдало бы его.
-- У вас нет ни единого шанса в мире выиграть это пари.
-- Наоборот, мои шансы весьма велики, мистер Струан. Прошлая зима дома была самой тяжелой за все последние годы -- и в производстве, и вообще в экономике. Безработица выросла невероятно. Урожай собрали мизерный. Вам известно, что, согласно последней почте, буханка хлеба стоит теперь один шиллинг два пенса? Кусковой сахар продают по восемь пенсов за фунт, чай -по семь шиллингов восемь пенсов, мыло -- по девять пенсов кусок; дюжина яиц стоит четыре шиллинга. Картофель -- шиллинг за фунт. Бекон -- три с половиной шиллинга за фунт. Теперь возьмите заработную плату: самое большее -- семнадцать с половиной шиллингов в неделю за шестьдесят четыре часа работы; сельскохозяйственные рабочие получают девять шиллингов в неделю за Бог знает сколько часов, фабричные рабочие около пятнадцати шиллингов -- все это при условии, что у вас вообще есть работа. Боже милостивый, мистер Струан, вы живете где-то в поднебесье со своим несметным богатством, вы можете дать девушке тысячу фунтов только за то, что у нее красивое платье, поэтому вы не знаете этого, не можете знать, но каждый одиннадцатый
