человек в Англии -- нищий. В Стоктоне в прошлом году почти десять тысяч человек зарабатывали меныле двух шиллингов в неделю. Тридцать тысяч в Лидсе -меньше шиллинга. Чуть не каждый живет впроголодь, а ведь мы самая богатая страна в мире. Виги засунули головы себе в задницы и отказываются признавать то, что давно видно всем: чудовищную несправедливость такого положения ве щей. Возьмите чартистов: виги так ничего и не поняли, они ограничились лишь тем, что навесили на них ярлык оголтелых анархистов. Они словно не замечают, в каких ужасающих условиях работают люди на ткацких и иных фабриках. Господи Иисусе, шести-, семилетние дети трудятся по двенадцать часов в сутки, и женщины тоже, а их труд обходится нанимателю дешевле, и он увольняет с работы мужчин, Да и с какой стати вигам что-то менять? Большинство фабрик им и принадлежит. И у них один Бог -- деньги, все больше, и больше, и больше денег, а народ пусть идет к чертям. Возьмите ирландскую проблему: виги так ничего и не предпринимают для ее решения. Бог мой, в прошлом году там был голод, если и в этом году будет то же самое, вся Ирландия вновь восстанет, да и пора уже. А виги даже пальцем не шевельнули, чтобы реформировать банковскую систему. Зачем -- ведь банки тоже принадлежат им! Вспомните, как вам самому не повезло этой зимой! Если бы мы имели справедливый и жесткий закон, защищающий вкладчиков от проклятых махинаций проклятых вигов... -- Он сделал над собой усилие и замолчал, лицо его раскраснелось, толстые щеки тряслись от возмущения. -- Извините, я вовсе не хотел произносить перед вами целую речь. Конечно, вигам придется уйти. Я бы сказал, что если они не сделают этого в ближайшие полгода, в Англии начнется такая кровавая баня, рядом с которой французская революция будет выглядеть невинным пикником. Единственный, кто может спасти нас, это сэр Пил, клянусь всеми святыми. Струан вспомнил, что рассказывал ему Кулум об условиях жизни в Англии. Он и Робб сочли это тогда горячностью романтически настроенного студента университета. И то, что писал ему его собственный отец, тоже показалось ему тогда не заслуживающим внимания.
-- Если лорд Каннингтон уйдет в отставку, кто станет следующим министром иностранных дел?
-- Сам сэр Роберт. Если не он -- то лорд Абердин.
-- Но они оба противники свободной торговли.
-- Да, но они также слывут либералами и настроены вполне миролюбиво. А оказавшись у власти, они должны будут сразу же изменить свое отношение к свободной торговле. Как только оппозиция получит власть и на их плечи ляжет вся ответственность, они пересмотрят свои взгляды. Свободная торговля -- это единственный путь, который позволит Англии выжить -- вы это знаете, -поэтому им придется поддержать ее. И им понадобится максимальная помощь ото всех, кто обладает реальной силой и богатством.
-- Вы хотите сказать, что я должен поддержать их?
-- 'Ориэнтл Тайме' со всем, что есть у газеты, включая печатный пресс, против падения вигов уже в этом году. И Гонконга.
Струан немного приспустил сапог на искалеченной ноге и опять откинулся на спинку кресла. Он не спешил нарушать молчание.
-- Пятьдесят процентов остаются за мной, и считайте, что мы договорились, -- сказал он наконец.
-- Все или ничего.
-- Может, мне стоит просто вышвырнуть вас и забыть об этом.
-- Может, и стоит. Вашего богатства с избытком хватит и вам, и вашим близким вплоть до Страшного Суда. Я спрашиваю вас, насколько вам нужен Гонконг -- и будущее Англии. Мне кажется, у меня есть ключ ко всему этому.
Струан налил себе еще виски и вновь наполнил бокал Скиннера.
-- Идет. Все или ничего. Не пожелаете ли составить мне компанию за ужином? Я немного проголодался.
-- О, с удовольствием. Весьма вам признателен. Работа языком всегда будит во мне чувство голода. Сердечно благодарю вас.
Струан позвонил в колокольчик, благословляя свой йосс за то, что его риск опять оправдал себя. Вошел Лим Дин, и он заказал ужин.
Скиннер залпом проглотил свой виски и возблагодарил Бога за то, что не ошибся с Тай-Пэном и все рассчитал верно.
-- Вы не пожалеете об этом, Тай-Пэн. Теперь послушайте меня. Отставка Лонгстаффа -- я знаю, он ваш друг, но я говорю с точки зрения политики -огромная удача для Гонконга. Во-первых, он дворянин; во- вторых, он виг и в третьих -- дурак. Сэр Клайд Уэйлен -- сын сквайра; во-вторых, не дурак и в-третьих, он человек действия. В-четвертых, он знает Индию -- провел там тридцать лет на службе в Ост-Индской Компании. До этого служил в королевском флоте. И в-последних, что наиболее существенно: хотя он и считается вигом, я уверен, что в душе он тайно ненавидит Каннингто-на, а вместе с ним и нынешнее правительство, и сделает все, что только будет в его силах, дабы добиться его отставки.
-- Почему?
-- Он ирландец. Каннингтон руководил разработкой большинства законов, принятых по Ирландии за последние пятнадцать лет, и лично ответствен, как считают все ирландцы, за нашу катастрофическую политику в этой стране. Это ключ к Уэйлену... если мы сможем найти способ воспользо ваться им. -Скиннер в возбуждении принялся грызть испачканный чернилами ноготь большого пальца.
Лим Дин вернулся вместе с еще одним слугой, неся тарелки с холодным мясом, копчеными колбасами, цукатами, холодными пирогами и пирожками, а также огромные кружки охлажденного пива и шампанское в ведерке со льдом.
Скиннер плотоядно улыбнулся:
-- Пир, достойный владельца ткацкой фабрики!
-- Достойный издателя и владельца собственной газеты! Приступайте, не стесняйтесь. -- Мысли быстро сменяли одна другую в голове Струана. Как подчинить себе Уэйлена? Неужели виги действительно потеряют власть? Следует ли мне теперь перенаправить свое влияние в помощь консерваторами? Перестать поддерживать таких людей, как Кросс? К этому времени в Англии уже знают, что 'Благородный Дом' остался все тем же 'Благородным Домом' и силен, как никогда. Должен ли я поставить на сэра Роберта Пила?
-- Когда вы опубликуете свое сообщение, всех охватит паника, -- сказал он, сужая, подобно беркуту, круги для последнего броска, который прикончит ничего не подозревающую жертву.
-- Да, мистер Струан. Даже если бы я не был так решительно настроен против того, чтобы оставить Гонконг, мне еще нужно думать о будущем моей газеты. -- Скиннер набил полный рот и продолжал говорить и жевагъ одновременно: -- Но существует столько разных способов представить читателю одну и ту же новость Именно это и делает работу газетчика такой захватывающей. -- Он расхохотался, и несколько кусочков пищи вывалилось у него изо рта, запачкав подбородок.-- О да, я должен заботиться о будущем моей газеты. -- После этого он целиком сосредоточил свое внимание на еде, поглощая все в чудовищных количествах.
Струан, погруженный в размышления, ел мало. Наконец, когда даже Скиннер насытился, он встал и поблагодарил его за информацию и советы.
-- Я извещу вас частным образом, прежде чем опубликую сообщение, -сказал Скиннер, придерживая руками плотно набитый живот. -- Это произойдет скоро, через несколько дней, но мне требуется время, чтобы все спланировать. Благодарю вас, Тай-Пэн. -- Он ушел.
Струан спустился вниз. Мэй-мэй все так же металась во сне. Он распорядился поставить в ее комнате кушетку и позволил себе ненадолго забыться в полусне.
К утру Мэй-мэй начало знобить. Ледяной холод проник в ее вены, в голову, в чрево. Наступил пятнадцатый день.
Глава 3
Мэй-мэй, хрупкая и беспомощная, как младенец, лежала, придавленная весом дюжины одеял. Ее лицо совсем посерело, глаза потухли. Четыре часа она не переставая стучала зубами от холода. Потом озноб резко сменился сильным жаром. Струан протирал ей лицо ледяной водой, но это не приносило облегчения. Мэй-мэй начала бредить. Она билась на постели, бормоча и выкрикивая бессмысленный набор китайских и английских слов, сжигаемая изнутри страшным огнем. Струан удерживал ее, пытался успокоить, но она не узнавала его и не слышала того, что он говорил.
Лихорадка прекратилась так же внезапно, как и началась. Изо всех пор измученного тела хлынул пот, промочив одежду и простыни. Спекшиеся губы разлиплись, и из них вырвался экстатический стон облегчения. Глаза открылись, окружавшие Мэй-мэй светлые и темные пятна начали обретать контуры
