Непобедимый эллин

наверняка пир закатит. Полагаю, твоему временному повелителю уже сообщили о нашем триумфе.

– Это наверняка, – улыбнулся Геракл.

– Вот и хорошо. Значит, дело за малым – запечатлеть всю эту историю, так сказать, для простого народа, а также для далеких потомков и прочих…

– Просто отличная идея! – согласился великий герой, свистом подгоняя мчавшихся во весь дух лошадей.

– Естественно, – продолжал Софоклюс, – ни о каком немейском хомяке и речи быть не может. Надо придумать какое-нибудь действительно страшное чудовище.

– Двухголовый великан пойдет? – с ходу предложил сын Зевса.

– М… м… м… не годится, уже было.

– Ну тогда скунс-убийца!

– Нет, тоже не подходит, тем более что скунсы в Греции не водятся, а обитают в далекой Эфиопии.

– Медведь-шатун…

– Банально…

– Огнедышащий змей…

– Э… нет, братец, это вообще не из нашего национального эпоса, это из сказаний народов, что проживают за краем земли.

– Тогда пусть это будет лева!

– Лева?

– Ну да, тот самый, что так навязчиво хотел с нами познакомиться.

– А что, это идея! – воспрянул духом Софоклюс. – И звучит очень даже неплохо – «немейский лев». Только я его сделаю гигантским и весьма кровожадным.

– Валяй, – благодушно разрешил сын Зевса.

– А ну-ка, придержи лошадок, я эпос набросаю…

Геракл послушно приструнил лошадей, и Софоклюс, пожевав конец деревянной палочки, изящно вывел:

Подвиги Геракла: подвиг первый – немейский лев.

– Заголовок ничего, – похвалил сын Зевса. – У меня бы вышли сплошные каракули.

Историк кивнул и чуть ниже почерком помельче начал:

Немейский лев, порожденный очередной пьяной связью Тифона с Ехидной, был просто невероятной величины. Проживал он в горах около славного города Немей, ежедневно опустошая многолюдные окрестности, которые очень скоро стали малолюдными. Жители Немей были, как назло, все упитанные и жизнерадостные, так что голодная смерть распоясавшемуся чудовищу в ближайшие десять лет явно не грозила.

Но тут, к несчастью для хищника, прознал о творящихся в Греции кровавых безобразиях некий Эврисфей, который и послал в Немею великого, могучего героя Аттики Геракла Олимпийского…

– Лихо чешешь! – подивился расторопности Софоклюса сын Зевса. – Значит, вот она какая, твоя история. Всё красиво и правдоподобно.

– И главное, – быстро добавил ученый, – никогда ни хрена не проверишь!

* * *

Прибыв в Тиринф, Геракл снова застал там верного посланца трусливого Эврисфея. Присев на камень у перекрестка, Копрей мирно дремал, по всей видимости, устав ждать, когда приедет сын Зевса.

– Эй, приятель, как там поживает наш общий знакомый? – прокричал Геракл, резко останавливая колесницу.

– Что-что? – испуганно переспросил Копрей, мгновенно проснувшись.

– Как там Эврисфей, спрашиваю? – Посланец сокрушенно покачал головой.

– Что, по-прежнему хандрит? – удивился Софоклюс.

– Беднягу опять свалил острый приступ диареи, – скорбным голосом ответил Копрей.

– Так-так, – усмехнулся сын Зевса, – не иначе приступ с ним случился после того, как он вспомнил о моей недавней угрозе. Вот он со страху и обделался!

– Да-да, я передал Эврисфею твои слова.

– Ладно, сатир с ним, с Эврисфеем, что там за второе задание, я хотел бы поскорее о нем узнать.

Копрей наклонился и нервно зашарил руками, раздвигая высокие стебли придорожной травы.

– Что случилось? – встрепенулся Софоклюс.

– Где-то здесь я оставил восковую дощечку с заданием, – пояснил посланец. – Куда же она запропастилась?

– А ну-ка, повернись! – гаркнул Геракл.

– Что, что?