– Давай, костоправ, спрашивай, – с легкостью согласился Херакл.
– Скажи мне, каково твое первое воспоминание? – Ненормальный снова задумался.
– Я голый, в детской и все почему-то смеются…
– Голый? – Глаза у Зигмундиса маниакально загорелись. – Означает ли это, что твои воспоминания имеют некий сексуальный характер?
– Что?! – подпрыгнул в клетке Херакл. – Да какой, к сатиру в зад, секс, когда надо мной все смеются, особенно мой отец Амфитрион! Я же за пару часов во взрослого дистрофичного мужика вымахал!
– Э… – недовольно пробурчал Фрейдиус. – Так у нас не пойдет. Ты снова отождествляешь себя с Гераклом, так мы никогда тебя отсюда не выпустим.
– А я сам уйду! – нагло заявил Херакл и мрачно улыбнулся.
– Да? – искренне удивился Фрейдиус. – И можно поинтересоваться, как?
Внезапно псих сделал круглые глаза и, посмотрев за спину врачевателя, истошно выкрикнул:
– Глядите, Зевс снова сбежал!
Зигмундис вздрогнул и резко обернулся. В следующую секунду Херакл стремительно подскочил к решетке, схватил не успевшего отпрянуть теоретика за бороду и с силой дернул эту бороду на себя. Как ни странно, часть волосяного мужского атрибута оказалась не накладной, а натуральной. Фрейдиус ойкнул и, ударившись широким гениальным лбом о медные прутья клетки, медленно съехал на пол.
Закусив губу, Херакл воровато огляделся. Затем подтащил тело врачевателя поближе и, обшарив его хитон, нашел весело позвякивающую связку ключей.
Херакл отпер свою клетку, с ненавистью пнул бесчувственного Фрейдиуса ногой и принялся с гиканьем отпирать остальные забранные решетками помещения. Кое-кто из психов пытался освободителя укусить, но Херакл ловко уворачивался, отпирая всё новые и новые клетки. Правда, с отцом истории Геродотом вышла накладка. Старик наотрез отказался покидать свою комнату, двинув освободителя в правое ухо.
Орущая, визжащая, кукарекающая толпа психов начисто смела кинувшихся на шум вооруженных солдат.
Херакл усмехнулся, с любовью погладил свою приплюснутую лысую голову и побежал в направлении, противоположном тому, куда с ревом ломила толпа ненормальных.
– Вот, передашь эту штуку лично Эврисфею в руки! – Сын Зевса протянул посланнику длинную полую трубку, чем-то отдаленно напоминавшую толстую железную стрелу.
– Что это? – Копрей брезгливо попятился от усмехающегося героя.
– Эту штуку я лично, вырвал из морды убитой мною стимфалийской птицы…
– Какая мерзость…
– Бери-бери, а то Эврисфей еще не поверит моим искренним намерениям честно исполнить все его поручения.
– Что ж, в таком случае… – Копрей явно колебался. – Может, вы это во что-нибудь завернете, а?
Геракл кивнул и, содрав с остолбеневшего посланца хитон, аккуратно запеленал в него часть ужасного чудовиша.
– Спасибо, – сдавленно буркнул Копрей, смотревшийся в набедренной повязке и в не по размеру огромных сандалиях весьма колоритно.
– Теперь задание! – напомнил Софоклюс.
– Какое задание? – испуганно переспросил посланец.
– Четвертое!
– Ах да, задание! Извините, совсем вылетело из головы…
– И неудивительно, – тут же съязвил Геракл. – У тебя же там сквозное отверстие, в правое ухо ветер залетает, а в левое вылетает.
Копрей не обиделся. Достав из набедренной повязки небольшую восковую дощечку, он торжественно прочитал:
– Я, Эврисфей, великий правитель Микен…
– Великий кретин Микен… – поправил посланца сын Зевса.
– Великий правитель Микен, – продолжал настаивать на своем Копрей, – правом, данным мне всемогущими богами, повелеваю Гераклу Олимпийскому, урожденному Зевсу Младшему, изловить и доставить в Тиринф керинейского барана!
– Кого доставить? – спросил Геракл, расслышавший лишь первое слово из имени диковинной зверюги. – Какую еще канарейку?
– Не канарейку, – поправил великого героя посланец, – а керинейского барана!
– Это что еще за жертва безумной селекции? – в сердцах воскликнул сын Зевса.
– Постойте, любезнейший, – решительно вмешался Софоклюс, всегда и во всём (а особенно в исторических фактах) любивший точность. – Вы тут нам только что сказали, вернее, зачитали письменный документ, в котором Эврисфей назвал себя великим правителем Микен…
– Великим кретином Микен, – снова хохотнул Геракл.
– Но, насколько мне известно, – историк озадаченно наморщил лоб, – Микенами правит некий
