— О нет. Если бы я имел дело с рестораном, то только в качестве сомелье.
— Ты уверен? — Агнес усмехнулась. — Мне кажется, ты можешь исполнять роль знатока вин только для себя одного.
— Агнес, я всегда восторгался твоим умением сомневаться в других. Ты ведь и со мной рассталась, потому что не верила мне, верно? — тихо спросил он, открывая дверь и отходя в сторону, приглашая войти.
Агнес, помедлив, перешагнула порог.
Она слышала его слова, но шум в ушах от волнения приглушал их, и ей казалось, что Билл говорит шепотом.
В доме царил полумрак, все было здесь так, как раньше, когда она много времени проводила у Билла. Внезапно Агнес остановилась. На стене висел ее портрет. Но из чего он был сделан? Она прищурилась, чтобы рассмотреть получше.
— Боже, Билл… Это… это?..
— Ты. Из хвостиков белки, сурка, хорька… Там много чего еще. Я такой вижу тебя, Агнес Морган.
Агнес почувствовала, как ноги задрожали, и села на диван, обтянутый волчьей шкурой.
— Билл…
Он сел напротив нее на пол, его лицо оказалось на уровне ее лица.
— Ты не поверила мне, что я пойму. Ты захотела остаться одна, испугалась, что меня больше не потянет к тебе. Ты глупая баба, Агнес Морган. Меня тянет к тебе, а не только к тому месту, про которое ты думаешь… — Билл подался к ней. — Я люблю говорить с тобой, смотреть на тебя, мне нравится в тебе все, даже твоя мужская хватка. Я не люблю слабых женщин, Агнес. Мне нужен достойный партнер. Ты понимаешь?
— Выходит, ты специально подкинул мне журнал?
— Конечно, — спокойно подтвердил Билл. — Это была наживка. Ты клюнула.
— Но ты мог бы мне позвонить, в конце концов… написать.
— Ха-ха! Достойного противника надо изумить. Что я и сделал. Я своего добился.
— Ты так думаешь?
— Но разве не ты сидишь тут и смотришь на меня?
— Это ты сидишь и на меня смотришь, — возразила она.
— Допустим. А сейчас? — Он наклонился к Агнес, и его губы коснулись ее губ.
Сама от себя не ожидая, Агнес протянула руки и обхватила Билла за шею.
— Господи, Сондерс, как мне тебя не хватало…
— А мне как…
В спальне пахло так же, как прежде, — таволгой. Любимый запах Билла.
— Я отдаю тебе себя, — сказал он, покачав больной рукой.
Агнес хрипло засмеялась.
— Я знаю, что с тобой делать.
Вспоминая эту сцену, Агнес свернула с дороги, ведущей в Беркли, на узкую, которая уводила к Биллу Сондерсу.
А утром она уедет от него и повидается с Мирой. Если все выйдет так, как она задумала, то все они получат то, что хотят.
Глава четырнадцатая
Что сказал философ Дидро
— Мама, мы должны с тобой поговорить!
Голос в трубке звучал энергично, и Натали поняла, что Мира взволнована до крайности. Она почувствовала, как замерло сердце, потому что такой голос Миры означал крайнюю степень волнения. Ее дочь никогда не отличалась горячностью. Значит, что-то слишком сильно разволновало ее.
Миру сейчас могло разволновать только одно — отношения с бойфрендом Ронни. А если ее дочь в таком волнении, стало быть, происходит что-то не то.
— Приезжай сегодня вечером, — сказала Натали.
— Прихватить по дороге пиццу с грибами? — спросила Мира. — Или у тебя есть еда?
— Ты ведь знаешь, что, кроме салатов и другой зелени, у меня ничего нет.
— Как всегда, — рассмеялась Мира, ее голос стал привычно сытым. — Салат в горшочке! Бедняга еще растет, он дышит, он просит, чтобы его полили, а его раз и…
— Неправда, он не просит поливать его, потому что та субстанция, в которой он сидит, уже содержит достаточное количество воды, — перебила ее Натали.
— Бедняга, может, и не просит. Допустим, что нет, но он дышит, в его листиках образуется на свету хлорофилл…
— Ты слишком хорошо училась в школе, — проворчала Натали.
— Французы — прекрасные педагоги. Они вобьют тебе в голову то, что тебе совсем не хочется знать. Я так и вижу… — не унималась Мира, она получала удовольствие от словесной игры с матерью. Дочь знала, что еще чуть-чуть — и мать запросит пощады. — А ты, мама, уже открываешь рот, чтобы сунуть в него бедное растение и сжевать прямо на корню!
— Но ты сама ешь то, что было нежным пушистым цыпленком.
— Между прочим, уважаемая хозяйка знаменитой сети ресторанов «Столик Траппера», тебе полагается знать, что желтые комочки не съедобны. Только когда они оденутся в белое оперение, тогда они могут пойти мне на обед! Особенно я люблю крылышки-гриль. Их очень приятно макать в луковый соус барбекю. Там плавают такие вкусненькие кусочки сушеного лука, а соус густой и тягучий. Ммм…
Мира явно закрыла глаза от удовольствия.
Натали больше не могла вынести беседу двух гурманов, которые, как она говорила, родные по телу, но не родственные по духу. Она почувствовала, как ее губы раскрываются, но вовсе не для того, чтобы принять стебелек салата, выдернутого из горшочка.
— Мне жаль те крошечные помидорчики, которые гроздьями свисают с полки у тебя в холодильнике. — Мира шумно вздохнула.
— Ладно, перестань, прекрати! — Натали расхохоталась. — Вези свою пиццу. Я ничего тебе не буду говорить о том, сколько в ней калорий, в каком месте у тебя будут отложения жира и…
— Я привезу большу-ую, — пообещала Мира.
— Все ясно, о диете ты по-прежнему не думаешь, — проворчала Натали и уловила в своем голосе застарелое раздражение.
Она поморщилась, не одобряя себя за этот тон. Мать и дочь давно пришли к выводу, что никто никому не должен мешать жить и наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. У каждой из них свое видение мира и себя в нем. Но Натали ничего не могла с собой поделать и добавила:
— Если ты будешь питаться своими пиццами и гамбургерами, ты станешь настоящей находкой для фэт-шоу.
— А это мысль! — Натали показалось, что Мира и сейчас что-то жует. Она внезапно почувствовала, как у нее потекли слюнки. — Ты ешь… гамбургер? — Натали уловила теньканье микроволновки, которая сообщила ее дочери о том, что готова еще какая-то еда.
— Ага, сейчас доедаю уже второй.
— И, как я слышу, третий тоже готов? — Натали почувствовала, как губы сами собой сложились в узкую тонкую полоску.
— Ага. Но ты сама не знаешь, какую хорошую подала идею, между прочим! — весело сказала Мира. — Почему бы мне в свободное от занятий время не танцевать? Пожалуй, я скажу Ронни, чтобы он сводил меня в клуб, где выступают толстушки.
По голосу дочери Натали понимала, что Мира улыбается. Натали живо представила себе круглое сметанного цвета лицо с яркими губами и с необыкновенного, фиалкового, цвета глазами. Оно источало
