вестников.
— Но вижу я их во внешнем мире, — заупрямился Эдик.
— Кто тому свидетель? Не упрямься, Эдик, иначе ты погубишь себя, когда раскроешь рот на прекрасную «инопланетянку», а попадешь под автомобиль. И не гипноз уводит человека во внутренний Космос. Ничего от контакта с внешним не остается. Тело свинцовое, и нет сил пошевелить рукой или ногой. Нет сил крикнуть. Это условие, в котором внутренний мир размягчается и приходит в пластичное состояние. На этом мягком полотне «рисовать» будут внутренние средства. Обычно человек сознанием спит в это время ночи, но ты…
— Не согласен. Я испытывал чувство полета, а ты говоришь: свинцовое тело. И должен признаться, что чувства этого прекрасны и несравненны. Кроме того, существа, женщин и мужчин, цветы и деревья я видел не в «свинцовом» состоянии, а в полете, легкости, возвышенности.
Я молчал. Понятное мигом для того, кто владеет и управляет, вызывает пустые разглагольствования у того, кто озарился стихийно. Второй трудностью была неадекватность между интеллектуальными и энергетическими законами и средствами.
«Абдыбай молчит. Ему непонятен наш диалог. А ведь мы говорим словами. Да, в словах нет содержания подобных опыта и переживаний, — посмотрел я на молчавшего в ожидании друга, — Настанет время, когда этому „языку“ будут обучаться все. Внешнее молчание для одних будет насыщенным „диалогом“ для других. А пока Эдик первенец из начавших несвязное бормотание.»
— Ты попал первый в эту ловушку. Вскоре настанет время, когда в нее потянут многих. Вкусив неслыханные ощущения, они станут галдеть и строчить книги о «внеземном». Здесь все и мощнее, и проще, — наконец заговорил я на их ожидание.
— Есть два предельных в ощущении состояния, и оба они прекрасны. Они прекрасны, потому что они предельные, и нет им ничего сравнимого. Одно предельное состояние о поляризации только вовне. До каждой клеточки оно пронизывает человека. В сознании это озаряется светом безграничной любви. Единым внешним и всем пакетом чувств и эмоций связанным с радостью этого полярного существования. На этот Праздник выходит все, что предназначено для восприятия внешнего мира. Каждое из них достигает предела, а поэтому вне конкуренции. Радость, счастье, любовь, небывалый взлет, одухотворенность… Блажен, кто хоть раз коснулся этого…
Я опять замолчал, вспоминая лишь эпитеты Кришны, когда он силился обрисовать это существование Арджуне.
— «Вместо того, чтобы воспринимать это, они вынуждены слушать жалкие слова, — посмотрел я на выжидающих Абдыбая и Эдика. — Получается лишь восхваление и агитация. В этом назначение и конец интеллекта».
— Я знаю, о чем ты говоришь, — сказал Эдик. — Я это испытывал.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся я. — Иначе ты не проявлял бы такой приверженности, такого упрямства и такого самомнения, сверкающего в твоей уверенности.
— Тебе, я знаю, это тоже известно. Но почему ты, тогда упрекаешь меня? — смирился Эдик.
— Ты встал на путь убийства этого полярного Космоса, вливая в него противоположное. Ты же медитировал в условиях не внешнего, а внутреннего Космоса. Плодами стали галлюцинации вместо одухотворенности и чистоты озарений. Содержание внутреннего Космоса стало присутствовать рядом… Точнее, движения энергетических связей внутреннего Космоса приобрели силу, равную внешним…
Эдик посмотрел непонимающе.
— Но вижу я не внутри, — запротестовал он.
Мне не хотелось… Нет. Я не был готов излагать эту тему средствами интеллекта, то есть инь — энергетического потока, вихрящегося в мозоле мозга, называемого «корой головного мозга». Но брата нужно было предостеречь. Сколько их потянется потом…
— Ты говоришь именем принятых понятий и органа зрения о том, что в этом принятом не содержится. Хорошо, что я не врач-психиатр, — засмеялся я, вспомнив уровень «тестирования» врачей на воинской комиссии.
— Тебя пора тоже признавать «невоеннообязанной».
— Шутить изволишь, — нетерпеливо остановил меня Эдик.
— Где уж там. Я уже говорил, что связи внутреннего Космоса в своих энергоинформационных образах не попадают на экран… все того же Сознания. Пойми ты, органы восприятия, анализаторы одни и те же!
— Ну и что?!
Не было сил. Простейшая истина! Сформировав внутри энергетический поток, я направил Эдику на меридиан Желчного пузыря. Точнее, на часть его, находящуюся на голове.
— Вот оно, — выдохнул он таинственно и замер.
Эдик был уверен в действительности зримого. Но Абдыбай посмотрел в ту же сторону и, не увидев ничего иного, с тревогой стал переводить взгляд с Эдика на меня. Я успокаивающе положил ему руку на плечо и, не обращая внимания на остолбеневшего Эдика, сказал.
— Сейчас он зрит сразу два сигнала. Один, как и ты, из внешнего Космоса, а другой изнутри. Сила второго увеличена моим вмешательством до уровня восприятия. Сознание соединилось с анализатором зрения, но туда «прискакали» двое равных. Старое мировоззрение Эдика приписывает это только внешнему Космосу. Все просто, Чингачгук! Все очень просто.
Контрольные органы сняли сторонний возбудитель у Эдика, и все стало прежним.
— Это ваша потеря, а не преимущество, если вы не видите, — спокойно и уверенно сказал он.
— На данном уровне его тренировок назовем этот «успех» приобретенной шизофренией, — так же спокойно сказал я Абдыбаю. — Психиатрам давно бы пора догадаться, что у шизофреников нейронные клетки те же самые, но сигнал в них «компотный». Лечить шизофрению легко четким расслоением внутреннего Космоса, с его отличающимися средствами, от внешнего. Однако век кульминации катастрофических смещений приближается, и лавина приобретенной шизофрении будет во славе, потому что об этом будут галдеть многие и потому, что это будет на руку другим.
— Иной раз ты говоришь непонятно. Но объясни до конца. Эдик же действительно видит это вовне, а не внутри.
Я сел на скамейку и нарочито сокрушенным жестом обхватил голову.
— Горе мне! И этот туда же! Во сне ты видишь, — вскочил и схватил Абдыбая за грудки.
— Вижу.
— Слышишь?
— Слышу.
— Ну, а если сон наяву?!
— Ты чего меня трясешь и кричишь, снял он мои руки. — Так бы и объяснил просто. Чего тут не понять. Только у меня такого не было.
— А вот он до этого уже доупражнялся. Как видишь, скоро возомнит себя особенным. Ты на его самоуверенную и чванливую физиономию посмотри!
— Так, — теперь Эдик сел на скамейку. — Сон наяву, говоришь?! А как быть с ощущением реальности?!
— Упражнялся, наверное, лежа на кровати, да еще с включенным сознанием…
— Бывало и сидя… — вставил он.
— С согнутой спиной и отпусканием себя в покой, — продолжал я. — Таким условием ты выключил восприятие внешнего Космоса, но луч сознания сохранил свою связь с анализаторами. Теперь будет самое трудное для ваших бараньих мозгов, — сказал я и увернулся от толчка Абдыбая в плечо.
— Не заговаривайся. Попробуем понять.
— Анализаторы служат двухсторонне и имеют двухстороннюю связь, — высокопарно произнес я. — В этом та трудность, которую вы не в силах осмыслить.
— Пока не сложно, — спокойно сказал Абдыбай.
— Продолжай!
— А я уже все сказал, — сел я рядом с Эдиком, — Могу лишь «разжевать» вам выводы из этого. Сейчас никто не беспокоится о том, что произойдет дальше после того, как он услышал звук или увидел
