– Все, все, гражданин начальник, я ни в чем не виноват. Девка выбросилась из окна сама.
– Я задал тебе вопросы, отвечай по порядку.
– Понял, сейчас, вот только соберусь с мыслями и все расскажу.
Зазвонил телефон. Гуров снял трубку, сказал:
– Слушаю.
– Артеменко говорит. Лев Иванович, вызовите милицию и срочно приходите в триста шестнадцатый.
Гуров положил на стол блокнот и шариковую ручку:
– Сиди и пиши! Из номера выберешься – посажу в изолятор!
Дверь номера, в котором жила Майя, была приоткрыта. Гуров вошел без стука.
Майя лежала на полу, запрокинув голову, оскалившись, смотрела в потолок. Подполковник Гуров покойников в своей жизни видел и проверять пульс у Майи не стал.
Таня и Артеменко сидели в креслах, сложив руки на коленях, будто примерные ученики. Из прокушенной губы Тани стекала кровь, из широко открытых глаз Артеменко бежали слезы.
– Так и сидите, – устало сказал Гуров и позвонил в отдел: – Товарищ майор, приезжайте, возьмите с собой группу и следователя прокуратуры.
«Не пистолет и уж, конечно, не нож, именно яд, – думал Гуров, стараясь не смотреть на труп, на Таню и Артеменко. – Я виноват, должен был предвидеть. Почему девочка? – К Майе он относился без всякой симпатии и уж девочкой-то ее никогда не называл. Несколько минут назад циничная, агрессивная, она лежала сейчас, как все люди, совершенно беззащитная перед смертью. – Почему девочка, кому она мешала, зачем?»
Гуров сжал пальцами виски, пытаясь максимально сосредоточиться. Смерть Майи выбила его из реальной жизни, разрушила задуманный им план действий. Необходимо быстро перестроиться, но для того, чтобы схватить змею, надо хотя бы представлять, где у нее голова, а где хвост.
Артеменко медленно поднялся и начал двигаться вдоль стены, стараясь держаться от тела как можно дальше.
– Сядьте на место, – механически сказал Гуров.
– Мне надо в свой номер. – Артеменко опустился в кресло, удивляясь собственной наивности. Никуда его не выпустят.
Можно попроситься в туалет, но подполковник обязательно выйдет за ним, и, кроме унизительной сцены, ничего не получится. Надо сидеть смирно, если он начнет дергаться, только привлечет к себе внимание.
В коридоре раздались голоса, шаги, первым к стоявшему в дверях Гурову подлетел Отари. Гуров дал возможность майору заглянуть в номер, обратился к следователю прокуратуры:
– Вот такие дела. Девушка, которая сидит в кресле, – офицер милиции, если вы разрешите, я ее заберу, вы сможете допросить ее чуть позже.
Следователь прокуратуры, худощавый немолодой человек в простом полотняном костюме, оглядел место происшествия, повернулся к стоявшему за его спиной врачу:
– Начинайте. – Потом внимательно посмотрел на Гурова: – Старшего лейтенанта я знаю. Если она вам нужна… – Он пожал плечами. – А мне, Лев Иванович, вы ничего не хотите сказать? Вы, как мне успели сообщить, человек опытный.
– Пожарник, в присутствии которого спалили дом, должен заткнуться. – Гуров взглянул на Отари. – Где Екатерина Иванова?
– Дорогой, зачем нужна горничная? Сейчас до нее?
– Товарищ майор! – Гуров сдержал себя, вздохнул, повернулся к следователю. – Здесь яд, думаю, девочку убили по ошибке. Хотя и не поручусь. В номере находится человек опасный. Не выпускайте его из подозрения, не разрешайте вынимать что-либо из карманов.
– Хочу официально заявить, – Артеменко, за которым Гуров продолжал следить неотрывно, подбежал к дверям, – когда я вошел в номер, девушка уже была мертва! У меня есть свидетель! Задерживать меня вы не имеете никакого права.
– Владимир Никитович, умерла женщина, которую вы любили, – сказал Гуров. – Ведите себя достойно.
– Я не могу, не могу здесь находиться! – Артеменко почувствовал, что нашел выход из положения. В данной ситуации истерика не только допустима, но и естественна. – Хотите задерживать, задерживайте, приставьте охрану, заприте меня в моем номере! Только не здесь, будьте людьми!
Следователь увидел, как Гуров отрицательно покачал головой, и сказал:
– Я вас понимаю, однако порядок нарушить не могу. Доктор, помогите товарищу.
Врач делал Артеменко укол, а Гуров жестом вызвал Таню.
– Отари, мне нужна машина. А сейчас пройдите оба ко мне в номер.
Толик, не знавший о случившемся, сидел за столом и сочинял. Он считал себя очень хитрым и, написав слово правды, окружал ее частоколом лжи, пытаясь за ней спрятаться.
Гуров бегло просмотрел его творчество, бросил листки на стол.
– Несколько минут назад убили человека, ты можешь оказаться соучастником.
По выражению лиц Тани и майора Антадзе Зинич понял – его не запугивают. И порвал свою исповедь на мелкие кусочки.
– Все, все! – Зинич схватился за грудь.
Гуров махнул на него рукой:
– Товарищ майор, потолкуйте с гражданином. Через десять минут я должен знать правду.
Когда майор вывел Зинича из номера и закрыл за собой дверь, Гуров указал Тане на кресло, сел сам, достал сигареты.
– Какой-то кошмар, так неожиданно. – Таня запнулась. – Извините, товарищ подполковник, вам нужны факты, а не эмоции.
– Давай подряд, с момента, как мы расстались в коридоре. – Гуров закурил. – Напоминаю, Майя позвала Зинича, вы вошли в номер.
– Мы вошли в номер, – повторила Таня. – Я зашла в ванную, дверь за собой не закрыла, причесывалась. Да, в номере, естественно, никого не было. Тут же зазвонил телефон, Майя сняла трубку и сказала: «Отстань, все ты врешь, мне надоело!» – и бросила трубку. На столе стояла бутылка коньяку. Майя налила в два стакана, сама выпила, мне не предложила, лишь кивнула. Затем она сказала: «Начинать новую жизнь пошло, но я попробую. Татьяна, я выйду замуж, рожу сына, растолстею. Представляешь? Начну жить скромно, от зарплаты до зарплаты, проживу долгую, скучную жизнь, и, когда тихо умру, надо мной фальшиво поплачут». Потом она… – Таня задумалась, – она открыла гардероб, что-то достала, кажется, из кармана своего голубого жакета. Знаете, у нее такой наимоднейший жакет, приталенный, с подкладными плечами?
Гуров наимоднейшего жакета не помнил, но согласно кивнул.
– Майя двумя пальцами держала что-то очень маленькое, я не рассмотрела, честно сказать, я ее почти не слушала. «Вот яд смертельный! – Она театрально взмахнула рукой. – Я глотну – и все! Ни мужа, ни сына, ни скучной старости! Мой труп! А вы вечером в этом кошмарном ресторане устраиваете поминки». Все.
– Как все? – не понял Гуров.
– Майя что-то проглотила, сделала шаг и упала. – Таня расстегнула воротник блузки. – Я ничего не поняла, даже рассмеялась. Дверь открылась, вошел Артеменко и сказал: «Майя! О Боже!» Я хотела подойти к ней, но Владимир Никитович меня не подпустил, встал на колени, нагнулся к ее лицу, словно хотел поцеловать, встал и позвонил вам.
– Он не слушал сердце, не проверял пульс? – спросил Гуров.
– Нет. Он вроде не удивился, что Майя мертва.
– Хорошо. – Гуров в сердцах ругнулся. – Что я говорю? Хорошо! Тогда уж прекрасно. Ладно. Слушай, старший лейтенант, внимательно. Ты срочно найдешь горничную Екатерину Иванову.
Гуров инструктировал Таню долго и тщательно, просил повторить свои вопросы, дважды поправлял ее, когда девушка нарушала их последовательность.
Зинич, естественно, рассказал все. Когда пришел Гуров, парень уже оправлялся от шока и мог историю
