На финишной прямой
Некоронованный хозяин города Лев Ильич Бунич выслушал генерала, ответил коротко:
– Я вас понял. – И, морщась, словно проглотил горькое лекарство, положил трубку.
Лев Ильич, спокойный, медлительный, лет пятидесяти, в строгом английском костюме, белой рубашке, безукоризненно повязанном клубном галстуке, пребывал в скверном настроении. Он мечтал быть честным бизнесменом и был им, не желал иметь дел с криминалом, но жизнь заставляла. Свою широкомасштабную деятельность Бунич осуществлял под вывеской скромного СП, не имел даже отдельного офиса, осуществлял руководство из собственной квартиры, обходился лишь одним секретарем да двумя охранниками. Правда, секретарь свободно владел тремя языками: английским, немецким, французским, мог объясниться на испанском и португальском, стенографировал и печатал на машинке абсолютно профессионально. Телохранителей Бунич пригласил из Москвы, где имел квартиру, но не переезжал окончательно, предпочитая быть первым «в деревне», чем вторым «в городе». Телохранители, братья-близнецы, высококлассные профессионалы рукопашного боя, стрелки, водители, не пили, не курили, но любили деньги так самозабвенно, что полностью уравновешивали свои неземные достоинства. Последнее качество близнецов очень устраивало Бунича, придавало уверенности, так как он платил братьям в валюте и столько, что об измене не могло быть и речи.
Бунич тяжело вздохнул, вызвал секретаря, кивнул на кресло и после длинной паузы огорченно сказал:
– Ну, генерал, естественно, согласился.
Секретарь знал, что поздравлять не следует, лишь кивнул и обронил:
– Известный мерзавец.
– А мы с тобой в белом. – Бунич снова тяжело вздохнул. – Может, уехать отсюда? Только не говори ничего про Москву и Питер! Как мне надоела уголовщина, боже мой! Хочу в тихую цивилизованную страну.
Далее следовал монолог, который секретарь слышал несчетное количество раз. Молчание и терпение, наряду со стенографией, переводами и машинкой, входили в прямые обязанности секретаря. За нарушение Бунич удерживал из зарплаты, которую по западному образцу выплачивал каждую пятницу. Порой секретарь не выдерживал и объявлял:
– Извините, шеф, но я выскажусь на несколько баксов.
На что Бунич неизменно отвечал:
– Говори, у богатых свои привычки. – Закрыв глаза, выслушивал возражения или совет, после чего выносил приговор: – Ты наговорил на столько-то долларов.
Надо отдать Буничу должное, случалось, он лишь коротко кивал: мол, учту, дважды сказал:
– Ты порой думаешь, что с меня причитается.
Сегодня секретарь молча выслушал стенания, жалобы и проклятия.
– Где Гуров? – неожиданно спросил Бунич.
– Засел в «Центральной», – ответил секретарь.
– И на что он рассчитывает?
Вопрос был риторический, следовало промолчать, но секретарь ответил:
– Что вы не станете лезть в уголовщину.
– С тебя… – Бунич в который раз вздохнул. – Позови мальчиков.
Когда братья вошли, Бунич оглядел их сильные, ловкие фигуры, как собачник-профессионал оглядывает своих дорогих четвероногих любимцев, и сказал:
– Надо одного человека изъять из «Центральной», доставить ко мне.
И тут произошел беспрецедентный случай: один из братьев, кто из них кто, не знал ни Бунич, ни секретарь, возразил:
– Этого человека лучше убить, шеф.
Бунич ошарашенно взглянул на секретаря, затем откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.
– С ним справится любой из нас, а уж вдвоем мы спеленаем его, как ребенка, но к нему трудно подойти.
Бунич глаз не открыл, сидел неподвижно, застыл секретарь, молча стояли братья, они походили на оловянных солдатиков.
Немного стоят его деньги и власть. Буничу было себя жалко. Он никогда не видел Гурова, но в прошлом году очень серьезный человек сказал ему, что есть такой Гуров Лев Иванович. Если ваши пути пересекутся, ты тихо перейди на другую сторону: сам Роговой об этого парня расшибся, учти. Бунич ненавидел Рогового и не попался на его фокус с предложением купить по дешевке валюту. Никто из авторитетов не знал, что за многомиллионной аферой стоит именно Роговой. Бунич это знал, точнее подозревал, потому что в таком деле точно нельзя знать, можно лишь чувствовать. Он запомнил имя Гурова, тем более что сыщик был тезкой, ему даже хотелось встретиться с легендарным сыщиком, поговорить за жизнь. Когда Буничу донесли, что полковник Гуров в городе, подумалось, как бы организовать обед, посидеть за одним столом, заглянуть в глаза, понять, почему талантливый человек посвятил жизнь такой грязной работе. Но события понеслись вскачь. Бунич со стороны наблюдал, размышлял, он ничего не знал ни о «медведях», ни о наркотиках, не понимал, с какой целью в тихий провинциальный город ввалился старший опер по особо важным делам. Когда зарезали в цирке мальчишку, Бунич лишь пожал плечами, но после убийства начальника уголовного розыска призадумался, а узнав, что незваный гость схлестнулся с местной властью и началась борьба на уничтожение, решил, что такой шанс упускать нельзя, на чужом костре можно сварить для себя отличный обед. Бунич давно понимал, что генерал УВД – человек гнилой, не хотел с ним связываться: кто продает, тот обязательно предаст, но, увидев, что генерала можно взять голыми руками, не удержался и сделал ему предложение.
– Вы еще здесь? – Бунич открыл глаза, взглянул на братьев удивленно.
Охранники молча вышли, Бунич повернулся к секретарю и сказал:
– Через сорок минут мы уезжаем.
Гуров провел в номере гостя, прибывшего по звонку Юдина, около получаса. Человек был вял, инертен, на вопросы отвечал неохотно, и сыщик удивлялся, зачем вообще этот человек прилетел. И все-таки Гурову удалось выяснить, что существует группа преступников, занимающихся вымогательством под угрозой применения изощренных пыток. Во главе группы стоит мужчина лет тридцати с небольшим, среднего роста и телосложения, одет в неприметный костюм, носит дымчатые очки, видимо, накладные усы, говорит тихо, интеллигентно.
Имя свое гость назвать отказался, но установить его было несложно, и Гуров не настаивал, подозревал, что человек этот с неустойчивой психикой, полностью сломлен и, даже если преступников удастся задержать, свидетелем на следствии и в суде быть не способен. Как он рассказал, его взяли на улице, ударили по голове, посадили в машину и отвезли куда-то под Москву, время в пути он не помнит. В большой комнате его привязали к креслу, рядом горел камин, в огне которого лежали щипцы, перед креслом стоял телевизор. Мужчина, который разговаривал с пленником, находился почти все время за его спиной, лишь дважды подошел к камину подбросить угля. Преступник знал характер бизнеса пленника, размер оборачиваемого капитала и даже способы изъятия наличных денег. Условия были просты: отдать все, и тогда его оставят в покое. Если он обманет, его захватят, может, через год, не будут же его охранять вечно, привезут сюда, и тогда…
В этом месте у гостя начала прыгать челюсть, он долго не мог справиться со стаканом воды, сыщик дал ему сигареты, отвлек посторонним разговором, позже выяснилось, что человеку показали видеозапись страшных пыток, которые совершались в этой комнате.
– Качество записи было плохое, так ведь любители, – закончил гость. – Но что надо, я разглядел, никогда не забуду.
Сыщик очень жалел сидевшего напротив человека и злился на его слабость и глупость. Смотрел он, конечно, отрывок из фильма ужасов, какую-нибудь пятую или шестую копию, что придавало съемкам достоверность, рядом камин с раскаленным железом, тихий голос за спиной – и вот результат.
– А вы не обращались?
– Я псих? – перебил гость. – Меня запустили бы в вашу машину, привлекли по какой-нибудь статье, был бы человек, статья найдется, а в лагере…
