– Ну вот, Борис Андреевич, как и было обещано, вы можете уходить, уезжать, и большое вам спасибо, – сказал Гуров.
Юдин посмотрел на сыщика, на ликующую площадь, вновь на сыщика, не выдержал и спросил:
– Что же, они все ваши должники?
– Вы слышали, что сказал Классик? Красота спасет мир!
– Ну, предположим, это не он сказал!
– Да и неважно, кто сказал первым, важен жизненный принцип. А я всегда ставлю на белое.
– Удачи. – Юдин руки не подал, кивнул и пошел к дверям, открыл, шагнул, остановился, бессвязно выругался и уже отчетливо сказал: – Звони, черт бы тебя побрал!
Коммерсант вышел, а в номер ввалились артисты, ряженые скинули балахоны и маски, акробаты прикрыли двери. По той слаженности, с какой все действовали, можно было подумать, что номер многократно репетировали. Сыщик вывел из ванной Клыка, разрезал веревки, накинул на него балахон, нацепил маску, оделся сам, все вышли из номера, два молодых артиста пошли по коридору в одну сторону, акробаты – в другую.
В вестибюле разразился скандал, директор цирка кричал на директора гостиницы:
– Как это никто из Росцирка не приезжал? Ты мне, Витя, не заправляй, я тебя сызмальства знаю!
– Леша, мы же друзья! Ты что? – Директор гостиницы прижимал к груди руки, смотрел жалостливо.
– Виктор Кузьмич, грех на душу берете, – говорил укоризненно администратор Жуков, поправляя свой безукоризненно повязанный галстук. – Нам ссориться ни к чему.
– Александр Валентинович, как можно? – бормотал директор гостиницы.
– Витька! – Сильвер взял его за лацкан пиджака. – Я тебя не люблю!
В вестибюль вышли ряженые и акробаты, присоединились к группе администраторов гостиницы и цирка, общей толпой вывалились на улицу.
Внизу, у гранитных ступенек важно расхаживали Миша и Гоша.
– Господин депутат, – ластился Рогожин к медведю, – я за вас голосовал.
Медведь громко заурчал, положил могучую лапу на плечо артиста, кивал согласно.
– Я всем говорю, что господин депутат – человек совестливый! – крикнул Рогожин. – И нашу землю нам вернет непременно.
Медведь, стоя на задних лапах, опустив голову, неожиданно вздыбился, поднял передние лапы, оскалился, грозно зарычал, двинулся на дрессировщика. Рогожин при своем двухметровом росте оказался маленьким и беззащитным. Сначала публика разразилась хохотом, затем испуганно шарахнулась.
Сыщик стоял рядом с Клыком, сквозь прорези маски внимательно наблюдал за окружающими. Милиция и уголовники могут не понять, кто мы, рассуждал сыщик, но убийца цирковой, он не обманется, может ударить, не сейчас, а когда двинемся к фуре, люди смешаются, и в толкотне заточка в опытной руке страшнее пистолета.
– Очнись, депутат! – кричал Рогожин, успокаивая медведя. – Кто чей слуга, мы давно разобрались, – и вложил сквозь намордник кусок сахара. – Так ведь не отдашь землю, подохнем оба с голодухи. – Артист похлопал медведя по мощным бокам. – Ну, ты жирку накопил, продержишься подольше…
Через головы людей, стоявших у ступенек, сыщик увидел капитана Стаднюка, который оглядывался, явно кого-то разыскивая. Опер сейчас не опасен: во-первых, ему сюда не пробиться, во-вторых, и протолкается, а сделать ничего не сможет. Сыщик взглянул на богатырские фигуры стоявших за спиной гимнастов.
– Люди, чего делать с депутатом? – вопрошал Рогожин.
– Не корми его! – крикнули из толпы.
– Верно! – Рогожин вытянул руку. – И я говорю: не корми! А ты кормишь. Так что делать? – Артист повернулся к медведю, который сосал лапу. – Лапу сосать? Спасибо, но этому мы сызмальства и так обучены!
«Медведи», провожаемые аплодисментами, тронулись в сторону фуры, сыщик вновь огляделся. Гимнасты. Капитан, Сильвер, Классик, администратор Жуков с неизменной Матильдой. А если один из этих ловких гимнастов и есть убийца? Сыщик толкнул стоявшего рядом Клыка, прошептал:
– Когда пойдем, обними меня за плечи.
– Ну, ты мозга, полковник, ну, ты мозга, – прохрипел в ответ Клык.
Капитан поблагодарил почтеннейшую публику за внимание, заверил, что каждый вечер цирк зажигает огни, артисты пока стоят на ногах и ждут дорогих гостей. Амазонки тронули нетерпеливых скакунов, раздвинули толпу, цирковой кортеж развернулся в сторону дома, оркестр грянул марш.
Клык обхватил Гурова за плечи, они прошли с десяток шагов рядом, но публика не расходилась, наоборот придвинулась, напирала, в одиночестве шествовали лишь Миша и Гоша.
– Мальчики, в фуру! – скомандовал Колесников.
Тут произошла заминка, преступник и сыщик разделились, чья-то мощная рука помогла Гурову вскочить в фуру, следом Сильвер, Жуков с Матильдой, Классик. Когда сыщик увидел, что гимнасты забросили в повозку Клыка, который путался в длинном балахоне, он вздохнул облегченно и снял маску. Рядом матюгались, тут же раздался смех, и фура, сопровождаемая криками, свистом и аплодисментами, скрипя и раскачиваясь, покатилась с площади.
Рецидивист и убийца Трофим Федорович Лялин по кличке Клык лежал на войлочной подстилке, полосатый балахон и хохочущая маска валялись рядом. Под левой грудью Клыка темнело небольшое пятно, даже не верилось, что такая пустяковая рана может оказаться смертельной.
Клык сидел в фуре между гимнастами, было тесно и темно, человек сидел нормально, на него не обращали внимания. Когда приехали и, толкаясь, с шутками и прибаутками начали выскакивать из крытой повозки, то Клык завалился на бок. Никто, кроме сыщика, и внимания не обратил, что один человек не вышел, так бы и увезли труп во внутренний двор. Гуров выждал несколько секунд, Клык не появлялся, сыщик решил, что преступник пытается выбраться из фуры другим путем, и, впрыгнув в повозку, бросился к телу, которое, конечно, было еще теплым.
Сыщик метнулся обратно, схватил раскрасневшегося Капитана за руку.
– Алексей Иванович!
– Ну, что еще? – Директор рассмеялся: – Ребята, цирк закончен, начинается повседневная работа! Всем по местам, кто вечером занят, готовятся, штабу собраться у меня! – И повернулся к Гурову. – Ну? С тебя вроде бы причитается?
Директор и сыщик стояли в сарае, в котором хранилась различная цирковая утварь, смотрели на труп, каждый думал о своем, но оба решали один извечный вопрос «что делать?».
– Как же это? – выдохнул через силу Капитан. – Значит, ты, полковник, прав, убийца из наших… моих ребят. Что теперь? Прокуратура, допросы, могут в камеру упрятать, а там продажные менты с палками…
– Ты большой молодец, Алексей Иванович, – перебил Гуров. – Я тебя в грязную историю втянул, я и вытяну. В жизни не склонял человека к ложным показаниям, однако бывает ситуация… К черту, не желаю оправдываться! Я за все в ответе! Этот мужик – убийца, находился в розыске, но закон есть закон, и допрашивать будут. Думаю, что ситуацию я сумею переломить, но на всякий случай… Ваша версия одна, приехали к «Центральной», побалагурили и уехали. Ни полковника Гурова, ни рецидивиста Клыка в гостинице не видели. Я сейчас пойду с тобой в кабинет, скажем, что я сей минут и прибыл, у тебя работают не дураки, сообразят.
– И убийца! – Капитан расправил плечи, дернул подбородком. – Собственными руками…
– Алеша, не надо мелодрам, – перебил Гуров. – «Шестерку» от гостиницы сюда перегнали?
– Во дворе у Аннушки стоит. – Капитан протянул ключи. – А этот? – Он кивнул на труп.
– Моя забота, пусть полежит, сарай запри. Когда прибывает московский вечерний рейс?
– В девятнадцать, – Капитан взглянул на часы, – не скоро, только четырнадцать. Чего же они своего? – Он снова взглянул на Клыка, прикрыл попоной.
– Этот нож был для меня, обознались, балахоны и маски одинаковые. – Сыщик отвернулся.
Гуров не нашел в себе мужества признаться, что практически отвел удар убийцы, когда вынудил Клыка обнять его за плечи. Сыщик только рассудил, что убийца ищет момент для удара, но не в силах решить, кто под каким балахоном. Сыщик умышленно чуть сутулился, роста они с Клыком были примерно одинакового, а
