бесформенные балахоны и маски превращали их в абсолютных двойников. Убийца с них не сводит взгляда, разгадывает, когда они пойдут, суть проявится, сыщик преступника придержит. Гуров не был уверен, что убийца, используя толчею, нанесет удар, но не исключал такой возможности и подстраховался. И получается, что он, Лев Иванович Гуров, оберегая свою жизнь, подставил человека под нож. И можно найти массу оправданий, но факт остается фактом: сыщик не знал, как защититься, и подставил вместо себя другого человека.
Колесников почувствовал замешательство Гурова, спросил:
– Что-то не так?
– Жизнь… Один жив, другой мертв, – ответил сыщик и пожал плечами. – Кто-то занимается философией, а я разыскиваю преступников.
Когда Капитан и Гуров прошли в директорский кабинет, весь штаб был уже в сборе, и самовар вскипел, и торт раскрыт, только не разрезан.
– Вот, ребята, знакомый вам полковник Гуров Лев Иванович, столкнулся у дверей, зазвал на чай.
Кто-то хмыкнул, кашлянул, наступившую паузу прервал Гуров:
– Здравствуйте, слышал, вы представление у гостиницы устроили?
Откликнулся, конечно, Сильвер:
– Здравствуйте, Лев Иванович, давно не виделись! Ну, ясное дело, идет человек мимо, почему не заглянуть на чашку чая.
Классик чуть приоткрыл глаза, вытянул ноги, сказал:
– Всегда рады, Лев Иванович.
– Здравствуйте, – ответил администратор Жуков, потерся о руку жены и лукаво улыбнулся.
Гимнаст и акробат переглянулись, пожали плечами и ничего не ответили.
Капитан резал торт, довольно поглядывал на свою команду.
– Я, конечно, от чая не откажусь, – сказал Гуров, усаживаясь на стул верхом, – но вообще-то зашел попрощаться. А что-то Рогожина я никогда на ваших чаепитиях не видел?
– А он, известно, медведь, – сверкнул золотым зубом Сильвер. – К тому же мы – лапотная провинция, а они…
– Сильвер! – сказал Капитан. – Сейчас останешься без торта.
– Ясное дело, хромого Сильвера обидеть легко, тем более лично Капитану…
– Саша, прошу. – Администратор снял с плеча руку жены и пошел за тарелкой с тортом.
– Александр прав, в цирке должно быть всегда хорошее настроение, – сказал Гуров. – Я рад, что встретил таких замечательных людей, и должен всех вас поблагодарить и принести свои извинения. Я кругом перед вами виноват: и прибыл обманом, и дальше опростоволосился. Я попытаюсь объяснить. – И замолчал.
Ну, сейчас или никогда! Сыщик напряг мышцы, затем расслабился. Либо я разыграю единственный козырь, либо проиграюсь в пух. Гуров видел, что присутствующие ждут, наблюдают за ним внимательно и верить ему здесь никто особенно не собирается. Действительно, с чего бы вдруг полковник милиции начнет оправдываться перед артистами цирка? Его молчание было вполне естественным, сыщик взглянул на Классика и сказал:
– Прошлой ночью мы беседовали с Николаем Ивановичем, и он сказал, что я артист скверный.
– Классик может, он такой! – сорвался Сильвер и быстро добавил: – Молчу! Навеки!
– Нет, Александр, валяйте и дальше, ваши реплики снимают с моих выступлений театральность. Я не артист, сыщик, перед людьми говорить не привык. Признаться, я даже фотографироваться не умею. В жизни у меня физиономия обыкновенная, а на карточке – каменная.
«Уговорить всех, отвлечь, вместе со всеми расслабится и убийца. Он должен мне поверить». Атмосферу доверия чуть не взорвал человек, которого сыщик опасался меньше всего.
– Разбег хорош, посмотрим на прыжок, – сказал руководитель акробатов-прыгунов.
– А я и прыгать не буду, – быстро парировал сыщик. – Пробегу под планкой, на публику плевать.
– Лев Иванович, не заводись, – сказал Капитан. – Наш Костя столько раз на голову приходил, что на него сердиться грех.
– Алексей Иванович, я вам говорил, мол, уверен, что убийца цирковой? Говорил?
– Ну? – Капитан растерялся, сыщик ни о чем не предупреждал, и вопрос застал врасплох. – Говорил, только я не верил.
– И правильно делали, я ошибался. – Гуров развел руками. – А за ошибки платят, а сыщик за свои ошибки платит чужими жизнями. – Он встал, подошел к акробату, заглянул в глаза: – Ну как прыжок?
Артист смутился и не ответил, сыщик пошел к дверям, говорил, не оборачиваясь:
– Пейте чай, лопайте торт, а я пойду к «медведям», стакан приму. А за подозрения уже извинился, хотел чего-то сказать, так не скажу. – Гуров вышел. За дверью громко говорили, перебивали, даже ругались.
Пусть выговорятся, чем больше слов, тем больше убийца запутается. Надо, чтобы деза прошла не отдельным номером, а в сумятице противоречий. Сыщик быстро прошел в администраторскую. Как и следовало ожидать, дверь была открыта, Гуров снял трубку, набрал номер, услышав ответ Капитана, сказал:
– Ты их не отпускай, я скоро вернусь. – Он положил трубку, прошел к «медведям».
Рогожин тоже пил чай, увидев сыщика, не удивился, двинул рубленый табурет, спросил:
– Как мы сегодня смотрелись?
– Отлично. – Гуров присел. – Завтра землю отдадут, и номер пропал. Михалыч, налей мне контрабанды граммов несколько.
– Ну, завтра тебе не землю отдадут, а по жопе выдадут. – Рогожин выудил из-под стола заморскую бутылку, налил граненый стакан. – А когда у них отнимут землю, они другую подлость сотворят.
Сыщик взял стакан, слегка пригубил, прополоскал рот, сплюнул в стоявшее неподалеку ведро, остатки вылил на ладонь, словно одеколоном, протер шею и пиджак. Если Рогожин и удивился, то виду не подал, смотрел из-под лохматых бровей, ждал, когда гость заговорит о главном.
– Все я уже знаю и ни о чем спрашивать не буду, – сказал Гуров. – Товар лежит в поддоне клетки, его можно изъять хоть сейчас. Только это ничего не даст, мне нужен убийца, организатор и истинный владелец наркотика. Тебе, Михаил Семенович, предложили пол вскрыть, наркотик отдать, обещали оставить в покое.
Рогожин не выдержал напряжения и отвернулся.
– Тебя обманут на сто процентов, – спокойно и равнодушно, словно о чем-то малозначащем, говорил сыщик. – Люди, занимающиеся наркобизнесом, свидетелей не оставляют. А что к тебе подослали женщину, и поэтому ты решил, что опасность невелика, – так это лишь ловкий ход. И женщина лишь игрушка и будущая жертва. А ты здоровенный старый дурак. И спасти тебя может лишь полковник Гуров.
Сыщик встал и легкой, даже танцующей походкой вышел в коридор. Гуров отлично понимал, что сильного и упрямого Рогожина враз к откровенности и сотрудничеству не склонить, добивался лишь, чтобы артист задумался, остановился, и наркотик-крючок, на который и ловилась вся зубастая стая, не ушел бы из поля зрения. «Сейчас Рогожин задумался и до следующей нашей встречи с места не двинется, а без его помощи преступники в клетку, охраняемую Гошей, не заберутся».
Гуров задержался перед кабинетом Колесникова, одернул пиджак, словно собирался выходить на ковер высокого начальства, уговаривал себя, одновременно расслабляясь. Легче, сыщик, легче, болтливее, пусть Классик и утверждает, что ты актер бездарный, но кое-что и ты можешь.
– Чаепитие продолжается? – спросил он, входя в кабинет. – Когда вы только репетируете? – Сыщик прошел мимо предполагаемого убийцы, чтобы тот почувствовал запах алкоголя, и занял свое место.
– Мы пьем чай и работаем, а некоторые пьют ханку и вынуждают работать на себя, – огрызнулся Капитан.
– Лишь прошу, Алексей Иванович, – возразил сыщик. – А услугой попрекать грешно.
– Слушайте, полковник, вы можете толком объяснить, что у нас творится? – спросил Колесников. Этот вопрос попросил его задать сыщик, а Капитан все не мог найти подходящего момента.
– В пределах допустимого могу. – Гуров закинул ногу на ногу, откинулся на спинку стула, потерял равновесие и чуть не упал.
А так как получилось это случайно, а потому очень естественно, кто-то из артистов хмыкнул, а Сильвер
