Катя снова хотела зажать уши руками. Пока она ничего не слышит, все в порядке. Все в полном порядке!
Отец перехватил ее руки и не позволил зажать уши.
— Катя, — жестко произнес он. — Ты все равно не сможешь спрятаться от реальности. Выслушай меня, дочка. Ты должна знать. Мы будем теперь жить без мамы.
— Что ты говоришь! — закричала Катя. — Что за глупости ты говоришь! Глупости, папа, глупости! Как тебе не стыдно!
Она не знала, что может так громко вопить. Наверняка ее слышно во всем доме. Ну и что с того, плевать!
Раздалось шипение, вода из кастрюльки с картошкой перелилась через край. Катя инстинктивно метнулась к плите, выключила конфорку. Это рядовое действие и сняло напряжение.
— Катя, — отец подошел к ней сзади. Катя, стоявшая у плиты и державшая в руке полотенце, не смела обернуться. Но слышала его надтреснутый и глухой голос.
— Дочка, мамы больше нет, — сказал он. — Мы нашли ее в… в больнице. В общем, в морге. Ее сбила машина, когда она, видимо, шла по обочине шоссе. Она не мучилась, сказал врач. Мгновенная смерть…
Как будто это было утешением! Катерина повернулась к отцу и спросила:
— Папа, ты уверен? Может, это была другая женщина? Похожая на маму!
— Нет, это она, — сказал, снова появляясь на кухне, дядька. — Это Даша. Мы были с отцом в морге областной больницы. Она там. Мы опознали Дашу. Она умерла вчера вечером…
Катя закрыла глаза. Что он говорит! Это страшный, кошмарный сон! Мама умерла, ее сбила машина, когда она шла по трассе…
— Она опоздала на последний автобус и хотела пешком дойти обратно. Ей не повезло, — сказал дядя Слава. — Катя, нам нельзя терять время.
— Почему? — спросила Катя. — Она же умерла…
— Именно поэтому. Нам, и тебе в том числе, предстоит уладить еще множество дел. Похороны будут послезавтра…
Катя вышла в коридор. В голове царил полный сумбур. Неужели это все происходит с ней? Может, это только сон. Она сейчас проснется — и мама будет жива…
— Я хочу ее видеть, — сказала она.
Дядька возразил, причем чересчур поспешно:
— Катя, зачем, тебе ни к чему шляться по моргам…
— Я хочу. Едем немедленно, — заявила Катя.
Раздался телефонный звонок. Катя сняла трубку, и уже знакомый ей клоунский голос проревел:
— Хэппи бестдей, хэппи бестдей, хэппи бестдей ту ю! Дорогая Екатерина Александровна, поздравляем вас от всей души с самым замечательным событием в жизни — со смертью вашей матушки! Надеюсь, черти на том свете зададут ей жару! Так тебе и надо, Ипатова, так тебе и надо!
Катя положила трубку, не дослушав. Слова этого анонимного мерзавца уже не ранили ее.
— Кто это? — спросил дядька.
Катя ответила:
— Ошиблись номером. Едем, дядя Слава. Вы же на машине? Я хочу ее видеть!
Последующие дни были заполнены суетой и приготовлениями к похоронам и всем, что связано с этим обрядом. Главными в доме на какое-то время стали бабушка и тетки. Катя ни с кем не спорила, делала то, что ей говорили. И пыталась освоиться с мыслью, что мамы нет.
Человека, который сбил Дарью, так и не нашли. История получила широкую огласку, о ней сообщали даже по местному телевидению и в газетах. Призывали всех, кто мог стать свидетелем этого трагического происшествия, обратиться в милицию. Но свидетелей не было. Видимо, водитель, сбивший женщину, которая шла по обочине трассы, решил скрыться от наказания.
День похорон Катя помнила плохо. В памяти осталось только, как она последний раз прикоснулась губами ко лбу матери, лежавшей в гробу. Мама была такая чужая и совершенно на себя непохожая. Желтый восковой лоб, лицо, обтянутое платком, закрытые глаза.
Цветы, вой родственников, поминки, пьяные крики, слюнявые прощания. Катя ничего не замечала. Бабушка все говорила Кате, чтобы она молилась за душу новопреставившейся рабы божьей Дарьи.
— Вот внучка, думала я, что раньше всех сойду в могилу, мне же почти восемь десятков, так нет, приходится Дашеньку хоронить, — причитала бабушка.
Звонки не прекращались. Кто-то методично продолжал издеваться над Катей. Она даже взяла у соседей телефон с определителем номера, чтобы напасть на след этого «шутника», но номер звонившего не определялся. Затем Катя просто отключила телефон. Но как только она его включала, этот человек, казалось, карауливший нужный момент, снова упражнялся в садизме. Он даже прислал Ипатовым в день похорон дорогой венок с надписью: «Победительнице в соревновании по бегу вдоль трассы от команды и тренера».
Наконец, все закончилось. Катя и отец остались в пустой квартире совершенно одни. Предстояло привести все в порядок и вымыть гору посуды. Настал сентябрь. Жара в течение одной ночи сменилась холодным ветром и дождями.
— Катя, — начал отец. — Я вот подумал о твоей поездке…
— Я сама уже об этом думала, — прервала его Катя. — Я, конечно, никуда не поеду, папа.
Александр Александрович обнял ее и сказал:
— Ты сделаешь так, как считаешь нужным. То, что ты останешься в Волгограде, ничего ведь уже не изменит. Маму ты этим не воскресишь. А что касается меня… Так я через неделю снова выйду на работу. Я не хочу, чтобы ты меняла свою жизнь из-за… Из-за этой трагедии.
— Но мама так не хотела, чтобы я ехала в Германию! — воскликнула Катя.
— Зато я хочу, — отец тряхнул ее за плечи. — Может, не время об этом говорить, но у тебя остается меньше месяца. Повторяю, решать только тебе, Катерина, но я думаю, что ты должна ехать. Я сам справлюсь, я смогу… Буду потихоньку работать, как и раньше. А вот ты… Что изменится, если ты останешься здесь? Езжай в Гамбург, пытайся устроить свою жизнь! Учти, мама всегда хотела, чтобы у ее единственной дочери все было наилучшим образом! И ты должна помнить об этом!
Катя знала, что отец прав. Отказавшись от поездки, она ничего не изменит. Маму уже ничто не вернет. А так Катя попытается скрыться от боли и начать новый этап в своей жизни. Да и все родственники считали, что она должна ехать. Бабушка Анна Васильевна, которая до смерти мамы рьяно выступала против поездки внучки на чужбину, даже вызвалась оплатить ей проезд до Германии.
— И не противоречь! — говорила она зятю. — Я же знаю, сколько у вас денег ушло на похороны и поминки. Тебе потом, когда Катенька уедет, еще сорок дней справлять! И не дарю я вам, а взаймы даю! Отдашь, когда сможешь!
Так и решили. Катя приобрела в сервис-центре вокзала билет на поезд от Москвы до Берлина, в столице на одну ночь она остановится у двоюродной сестры отца. Итак, все решено…
Она собрала немногочисленные вещи. Что же взять? Светка, которая постоянно звонила подруге из Вольфсбурга, благо, что немецкая семья разрешила ей за их счет говорить с Россией, объясняла:
— Своего тряпья не бери, тут все купишь! Захвати самое необходимое. И главное — документы для поступления в универ не забудь. Да, да, все у меня в ажуре, семья классная. Да и Тарасова по электронке написала, что у нее все о'кей. Так что не волнуйся. Увидимся уже здесь, в Германии. Ну, пока!
Катя собрала небольшой чемодан, с которым родители приехали еще из Шверина. Отец сказал, что его мама в магазине сама выбирала… Катя сложила в него свои вещи, подарки для немецкой семьи. Бригитте шкатулку, купленную за три сотни рублей на набережной, где торговали подобным китчем народные умельцы. Для хозяина — пивную кружку с изображением Родины-матери. Конечно, тематика для немцев не самая подходящая, но ничего, Светка говорит, что там о Второй мировой войне мало кто знает и помнит. Для современных немцев это что-то ужасно далекое, примерно как для русских война с Наполеоном или польская интервенция в смутные времена Годунова и Лжедмитриев. Да, было что-то такое, но что точно, никто и не помнит. А своему подопечному, двенадцатилетнему Жако, она купила карту России, выгравированный на пластине герб — двуглавый орел и несколько советских монет и банкнот. Мальчик вроде бы увлекается нумизматикой. И у него будет в середине ноября день рождения. У Кати и у самой день рождения третьего октября. И отметит она его уже в Германии. Третье октября — национальный немецкий праздник, день объединения. А потом, несколько дней спустя, придет и сорокодневица по маме.
Именно отец настоял, чтобы Катя уехала, как и планировала, не задерживаясь.
— Нечего тебе во всех этих поминках принимать участие. Тетки и бабушка помогут мне сготовить. А то, что ты маму помнишь, это и так понятно. Езжай, Катерина, и будь счастлива!
Папа, бабушка, а также дядька и тетка проводили Катю на московский поезд. Здесь могла стоять и мама, подумала Ипатова. Отец обнял ее, поцеловал и сказал:
— Помни, я и мама всегда с тобой.
А бабушка Анна Васильевна, осенив внучку крестным знамением, наказала:
— Крест нательный носи, в храм православный ходи! И пост соблюдай!
Поезд на Москву тронулся под бравурные аккорды марша «Прощание славянки» с волгоградского вокзала в двенадцать сорок. Катя, стоя в тамбуре, напротив туалета, махала бегущему по перрону отцу, скорбно качавшей головой бабушке, глотала слезы и думала о том, что ее ждет в Германии.
В Москве ее встретила кузина отца, которая проживала на «Войковской». Катя переночевала у нее, познакомилась со своим троюродным братом- программистом, а следующим утром тетка проводила племянницу на Белорусский вокзал и усадила в берлинский поезд.
— Будь умницей, — расцеловала ее тетка. — И не думай о плохом, все у тебя будет в порядке, Катя!
Поезд тронулся в сторону запада, и Катя почувствовала страх. Как сложится ее жизнь в Германии?
Лариса Леопольдовна Варавва, откинувшись на подушки, еще раз набрала номер Ипатовых. Никто не берет трубку. Ларисе так нравилось говорить гнусавым голосом гадости в адрес покойной матери Катерины. Это доставляло ей огромное удовольствие и даже сексуально возбуждало.
В дверь будуара Ларисы Леопольдовны постучали, она бросила на кровать мобильный и величественно произнесла:
— Да!
