совершеннолетняя, и Ева Ван Райк не обязана знать о ее местонахождении.
— Да что вы? — съязвила Шрепп, которая, с одной стороны, была в эйфории по поводу того, что обыск увенчался успехом, а с другой — злилась на то, что не может побеседовать с Катериной или Евой без вмешательства этого наглого законника. — Госпожа Ван Райк может случайно знать, где находится ее сестра, — сказала Шрепп. — Потому что если вдруг, я повторяю, если «вдруг» выяснится, что во флаконе, который был найден в комнате вашей сестры, содержится яд, использованный для отравления Герлинды Ван Райк, то у нас будут все основания задержать госпожу Ипатову по подозрению в убийстве. И в интересах госпожи Ипатовой вам лучше сотрудничать со следствием, чтобы поскорее установить истину.
— Я понимаю, — прошептала Ева, опуская глаза, чтобы никто не заметил торжества в ее взгляде. — Моя сестра будет в пределах досягаемости, госпожа комиссар, обещаю вам.
Полицейские во главе с Эльке Шрепп удалились, Белый замок снова опустел. Ева настояла, чтобы адвокат Гольдберг немедленно уехал. Она заверила его, что сама со всем справится.
Ева поняла, что настала пора действовать. Катя ни о чем не знает, так пора посвятить ее в подробности сегодняшнего обыска. Поэтому Ева отправилась на яхту Людеке и поговорила с сестрой. Катя была шокирована.
— Но что они могли найти в моей комнате? — возмущалась она. — Я совершенно не причастна к смерти тети Герли! Это ужасная ошибка!
— Я тоже в этом уверена, — говорила Ева. — Однако нам нужно вернуться на виллу. Я верю тебе, Катя, ты не могла совершить такое подлое преступление. Но тогда кто?
Катя не могла ответить на этот вопрос. Она не знала, что и сказать. Ева говорит, что полиция установила: тетя Герли отравлена, а в ее, Катиной, комнате нашли странные пузырьки. И, похоже, сестра не верит, что она, Катя, не причастна к гибели тети Герли.
У Катерины кружилась голова. Неужели это все происходит с ней? И Вадима, как назло, нет. Позвонить ему и сказать, что она подозревается в совершении убийства? Нет, не надо, зачем его волновать. Тем более Катя знала — она никого не убивала. Немецкая полиция во всем разберется, она установит, что Катя не имеет никакого отношения к смерти Герлинды. Но кто убил тетю?
На виллу снова прибыл адвокат Гольдберг. Он принялся за обработку Кати:
— Госпожа Ипатова, вы не обязаны отвечать на вопросы полиции. Вы должны молчать! Это ваше законное право. Говорить буду я.
— Но, господин Гольдберг, — попыталась возразить Катя. — Я хочу объяснить полиции, что не виновата. Я…
Гольдберг, взмахнув предостерегающе руками, едва ли не закричал:
— Нет, нет и еще раз нет! Вы не должны говорить с полицией. То, что вы не убивали, это аксиома. Никто и не сомневается в вашей невиновности, но предоставьте дело профессионалам.
Адвокат сам сомневался в том, что сейчас сказал, не далее, как час назад, беседуя с женой, он заявил, что Ипатова как пить дать виновна. Он даже пошутил:
— Моя милая, я могу принять яд за то,[17] что Катерина Ипатова отравила свою тетку. Извини за каламбур, но это так. У Ван Райков столько денег! И она польстилась на свою половину.
И вот теперь он сидел напротив Кати и старался уверить ее, что все в полном порядке. Катя же понимала, что это далеко не так. Надо что-то предпринять. Но что именно?
Когда часы гулко пробили половину восьмого, раздался тревожный и настойчивый звонок. Прислуга по случаю трагических событий была в бессрочном отпуске, в особняке находилось только три человека — Ева, Катя и адвокат.
— Я открою, — сказала Ева и прошествовала к двери. За оградой ее ждали Эльке Шрепп, ее помощник Йохан Пилярски и еще двое полицейских в форме.
— С кем имею честь? — спросила комиссарша. — Ага, госпожа Ван Райк. Надеюсь, вы теперь нам скажете, где находится ваша сестра? Она на вилле? Чудесно!
Эльке широким шагом прошла в особняк, миновала многочисленные комнаты и оказалась в кабинете покойной Герлинды. За свою долгую карьеру в полиции ей приходилось множество раз арестовывать подозреваемых в совершении убийства. И сегодняшний день, четвертое сентября, не станет исключением. Вот она, Катерина Ипатова, облаченная в светлые джинсы и красный пуловер.
— Госпожа Ипатова? — на всякий случай осведомилась Эльке и, получив утвердительный ответ, сказала, протягивая Кате документ, который сразу же перехватил адвокат Гольдберг.
— У меня имеется ордер на ваш арест по обвинению в намеренном убийстве госпожи Герлинды Ван Райк, которое произошло первого сентября сего года. Прошу ознакомиться с бумагами.
Эльке никогда не спешила с арестом, если того, конечно, не требовала ситуация. Но Катя и не думала сопротивляться. Наоборот, услышав слова комиссара, она побледнела, затем пробежала глазами постановление на собственный арест.
Не может быть, это ошибка, страшный сон, бились в голове у Кати мысли. Она взглянула на Эльке Шрепп, собранную, подтянутую, похожую на приготовившуюся к прыжку пантеру. Перевела взгляд на адвоката Маркуса Гольдберга. Тот произнес чеканным голосом:
— Документ в полном порядке, госпожа Ипатова. Думаю, вам надо подчиниться закону. Уверяю вас, самое позднее завтра вечером вы выйдете под залог, я лично займусь этим. И до суда вы останетесь на свободе.
До суда… Значит, ее будут судить. Еще бы, ведь все они думают, что она отравила тетю Герлинду. Но ведь это не так! Она любила тетку, она никогда и ни за что не посмела бы причинить ей вред. Неужели они решили, что она пошла на преступление ради денег, которые тетя завещала ей и Еве? Но ведь это абсурд! Ее снова обвиняют в преступлении, которого она не совершала. Как тогда, в Волгограде… Но тогда все было гораздо проще и безобиднее. А все эти люди думают, что именно она совершила жестокое и подлое убийство пожилой дамы.
Катя перевела взгляд на Еву. Та, бледная и напряженная, стояла около двери. Катя вдруг почувствовала, что к горлу подкатил комок тошноты. Она бросилась прочь из кабинета.
— Пропустите ее, — распорядилась комиссар Шрепп, отдавая приказание полицейским. — Ей надо в ванную комнату.
Эльке почувствовала даже некоторую жалость по отношению к Кате. И легкую симпатию. Нет, такие чувства надо гнать! Она — представитель закона. Катя скрылась в расположенной рядом ванной комнате. Она склонилась над раковиной, пустила воду.
Когда-то она стояла перед умывальником в гостинице «Волгоград», и в зале ресторана ее ждал Герман Петрович. А через час его не стало. И вот снова — смерть… И ее обвиняют в убийстве! Что же делать? Единственный выход — бежать! Она должна скрыться, и немедленно! Тогда все проблемы исчезнут сами собой. Бежать, бежать и еще раз бежать!
В дверь постучали, в ванную вошла Ева. Катя бросилась ей на шею, заплакала.
— Успокойся, — сказала Ева, которая даже испытала жалость, увидев Катю в столь неприглядном виде. — Держи себя в руках. У нас мало времени, всего пара минут.
Ева закрыла дверь на задвижку изнутри, затем подошла к окну с узорчатым стеклом, открыла его. Оно вело в сад.
— Тебе надо бежать, Катя, — сказала Ева. — Вот, — она протянула небольшой сверток. Там были деньги, несколько зеленых банкнот по сто евро, Катин заграничный паспорт.
— Причем немедленно, — продолжала Ева. — У нас с тобой почти что одинаковые джинсы, только у тебя красный пуловер, у а меня — белый. Давай поменяемся. Ты вылезешь в окно, затем переберешься через забор, попадешь на территорию виллы наших соседей Алерсов. Они сейчас в отпуске во Флориде. Выйдешь через их калитку, оттуда — на автобус или метро, прямиком на центральный вокзал. Тебе надо скрыться! Другого выхода нет. Ты что, не видишь, что эта комиссарша готова растерзать тебя и признать виновной еще до суда? Я читала о ней, эта Шрепп — зверь, она морально подавляет подследственных, и те, даже если невиновны, берут на себя любые преступления. Ее все боятся.
Ева фантазировала, ей доставляло удовольствие запугивать Катю. Вот и последнее звено ее плана. Катя сбежит, ее, конечно, поймают, если не на вокзале, так в поезде или где-то еще. Она не сможет уйти. Но бегство будет красноречивым подтверждением ее вины. Пузырек с отравой, пипетка, атлас… Теперь еще побег. А Ева будет отрицать, что помогла Кате, скажет, что та заставила ее содействовать побегу. Кате все равно никто не поверит, для всех она будет той самой русской, которая ради миллионов убила тетю Герли.
Катя послушно сняла свитер, отдала его Еве, натянула ее белый пуловер. Взяла деньги и паспорт и выпрыгнула в окно. Она оказалась в саду. Никого!
— Вперед, Катя, — сказала на прощание Ева, уже не сдерживая торжествующей улыбки. — И береги себя. Я знаю, что ты не убивала тетю Герли.
И, глядя вслед удаляющейся фигурке сестры, Ева тихо произнесла, запирая окно:
— Я знаю, что ты невиновна, потому что тетю Герли отравила я. Ах, Катя, мне будет тебя не хватать. Но миллионы Герлинды, а затем миллиарды Карла-Хайнца и Юргена, а также общество Алекса компенсируют мне страдания от разлуки с тобой.
В ванную комнату постучали, раздался требовательный голос комиссара Эльке Шрепп:
— Катерина, выходите, нечего оттягивать арест. Даю вам еще минуту, а потом велю ломать дверь. У вас нет выбора, вы должны подчиниться мне!
Ева улыбнулась своему отражению, закрыла кран, затем отперла дверь и заявила Шрепп:
— Прошу вас, госпожа комиссар криминальной полиции. Я в вашем распоряжении.
Дождавшись, когда ее возьмут в кольцо полицейские, Ева добавила:
— Только должна вам сказать, что я не Катерина Ипатова. Вы и сами, наверное, поняли это по моему безупречному немецкому. Катя бежала через окно пять минут назад. И если вы поспешите, то сможете ее настигнуть.
Эльке Шрепп и сама поняла, что перед ней не Катерина, а Ева. Чертовы девицы, обвели ее вокруг пальца, как дошкольницу! И она попалась на их глупую уловку. Комиссар отдала приказ немедленно прочесать сад и блокировать выходы с улицы, а также передать всем — Катерина Ипатова бежала.
— Запомните, госпожа Ван Райк, этот театр вам даром не пройдет, — сказала Эльке Шрепп Еве. Та только улыбнулась, уселась в кресло и стала ждать. Ждать, когда наконец поймают Катю. Ждать, когда она, Ева, получит все деньги.
Катя, оказавшись в саду соседнего особняка, пригнулась. Ева права, в доме не горят огни, хотя уже стемнело. Она пробежала через увядающий сад к калитке, выскользнула на узкую улочку. Никого. Видимо, полиция еще не спохватилась. Катя бросилась сломя голову к остановке, автобус словно ждал ее. Однако, подумав, она позволила ему уехать, а сама поймала такси.
— В центр, — сказала она. — И как можно быстрее!
