не так сильно повреждена, как он считал, то ли он просто свыкся с постоянной болью, но он перестал ее ощущать.
Посланец начал терять остатки терпения. Взгляд его все чаще останавливался на киммерийце, а рычание звучало все громче. Конан понял, что теперь все решит выдержка: у кого раньше сдадут нервы, тот и проиграет. Первым не выдержал Посланец. Он хоть и был разумен, но, как видно, совсем недостаточно для того, чтобы верно оценить обстановку и держать себя в руках.
Единственное, что он твердо понял: ему не удастся влезть наверх до тех пор, пока враг его там. Отсюда следовал простой вывод: врага необходимо убить или, по крайней мере, отогнать. Монстр начал бешено размахивать клешнями. Иногда он подпрыгивал, пытаясь дотянуться до варвара, и на одном из таких прыжков Конан подловил его. Он намеренно подошел чуть ближе, сознательно рискуя, и грозная клешня тут же рванулась к его лицу, но встретила не податливую плоть, а металл секиры. Удар пришелся точно между чудовищными пальцами, но киммерийцу показалось, что он попытался вогнать лезвие в монолитную стену. Болезненный толчок отдался в кистях и сотряс все тело, едва не выбив оружие из рук, и Конан даже удивился, когда мгновение спустя наружная часть клешни с хрустом отломилась и упала на пол. Монстр раскрыл пасть с обломанными клыками, и человек приготовился услышать его чудовищный рев, но ни звука не вырвалось из алой глотки, а когда киммериец шагнул к Посланцу, вторая клешня метнулась к его выставленной вперед ноге. Конан, словно предчувствуя, что так оно и случится, мгновенно обрушил секиру на руку твари. С громким треском клешня отлетела в сторону, и тотчас правая, однопалая, рука монстра выбила оружие из рук противника, пропоров предплечье от локтя до запястья.
Кровь фонтаном брызнула из глубокой раны, и у Конана мелькнула мысль, что это конец. Он проиграл. Враг его, хоть и искалеченный, остался жив, а его вот-вот покинут последние силы. Но самое главное — он теперь остался безоружен!
В том, что произошло, монстр разобрался не хуже человека. Он не стал тратить время, любуясь истекающим кровью врагом, и, похоже, не собирался добивать его, хотя сейчас это было проще простого. Он неуклюже полез на стену, намереваясь отправиться дальше своим путем. Варвар вновь подумал, что проиграл. Теперь его не остановишь. Посланец просто пройдет мимо, не обращая внимания на жалкого человечка, не способного уже причинить ему вред.
Киммериец быстро огляделся по сторонам, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием, и подхватил первое, что подвернулось ему под руку,— огромный, в локоть длиной, каменный палец, половинку клешни. Сжав его обеими руками и зарычав от ярости, он бросился на Посланца. Тот уже влез на уступ и теперь медленно поднимался, но, услышав грозный рев варвара, резко развернулся и вскинул правую руку. Конан поднырнул под нее и, вложив оставшиеся силы в этот последний удар, вонзил клешню в глаз твари.
Чудовищный крик сотряс стены зала. Подпорки начали выпадать, и быстро усиливающийся град камней обрушился на головы противников. Конан кинулся прочь от этого гибельного места, но клешня, половина которой засела в глазу твари, словно копье, вонзилась в грудь киммерийца. Он успел еще упереться в монстра ногой и выдернуть страшное острие, но на большее сил не хватило.
Конан упал навзничь. Мир перед глазами закружился, потом наступила тьма, и он провалился в небытие.
Он не видел, что, по мере того как вываливаются все новые подпорки, камнепад усиливается и обоих выходов из зала больше нет. Он не видел и того, что враг его по-прежнему стоит рядом, а гранитный дождь обтекает ревущего от боли Посланца, скатываясь по невидимому куполу, который защищает и киммерийца, лежавшего у ног победителя. Он не видел, как монстр вдруг начал медленно таять… Он постепенно становился бестелесным, и так продолжалось до тех пор, пока могучая фигура чудовища не превратилась в мерцающий силуэт. Наконец пропал и он.
И тогда почти угасшее сознание киммерийца уловило отчаянный крик, и воля к жизни пробудилась в Конане.
— Деркэто…— как ему показалось, крикнул, а на самом деле едва слышно прошептал он, и тьма поглотила его.
Глава четвертая
В комнате было жарко натоплено, и красноватые отблески пламени плясали по стенам. За застекленными окнами было темно. Две стены занимали полки, уставленные горшочками, кувшинами и ларцами всевозможных форм и размеров. Вдоль третьей на разных уровнях были натянуты многочисленные веревки, на которых висели пучки высушенных трав, источавших незнакомый аромат, настолько густой, что различить составлявшие его запахи смог бы только настоящий знаток своего дела. Четвертая стена представляла собой огромный камин, и пламя, в нем пылавшее, служило единственным источником света. Прямо перед камином в полу была вырублена неглубокая круглая ванна, наполовину заполненная красноватой жидкостью, от которой поднимался благоуханный розовый пар.
Рядом с ней, на просторном, но невысоком каменном подиуме, застеленном шкурами, неподвижно лежал человек.
Бесшумно отворилась тяжелая дощатая дверь, и в комнату вошла Деркэто. Выглядела она, как всегда, ослепительно, но теперь в ее облике появилось что-то новое, как будто красота ее стала мягче и теплее — человечней.
Кожа цвета темной бронзы посветлела, приобрела золотистый оттенок, взгляд сделался чуть рассеянным, лицо обрело выражение мечтательности, движения — плавность.
Она остановилась у входа, с любовью глядя на лежавшего мужчину. Следом в комнату впорхнули четыре девушки, юные и свежие, как солнечный весенний день. Тихий девичий смех и торопливое перешептывание заполнили комнату, и сердце богини учащенно забилось.
Затем, опираясь на длинную суковатую палку, в комнату вошла древняя старуха со сморщенным, хотя и не лишенным приятности, лицом. И у старухи, и у девушек на головах виднелись недлинные, но заметные рожки.
Девушки обступили распростертого на шкурах Конана, и их восторженное перешептывание стало громче.
— А ну, хватит галдеть! — добродушно при крикнула на них старуха.— Снимите с него повязки,— уже спокойнее проворчала она,— посмотрим, что там.
Девушки, выслушав указания, забрались на огромное ложе и засуетились возле лежавшего на ней великана, рядом с которым сами казались просто детьми. Полосы материи виток за витком ложились на постель, образовывая огромный ворох. Когда работа была закончена, девушки замерли в изумлении и покраснели.
— Брысь отсюда! — беззлобно приказала старуха.
Все четверо с хохотом бросились вон. Дверь за ними закрылась, но некоторое время еще можно было слышать их голоса. Они делились друг с другом впечатлениями, которые были столь откровенны, что только присутствие рядом почтенной Гоготы остановило Деркэто от того, чтобы выбежать следом и наказать бесстыдниц.
— Рогачки — что с них взять! — Старушка с улыбкой посмотрела на Деркэто, и на ее добродушное лицо легла легкая тень удивления.— Да ты ни как и впрямь влюбилась, милая? — Она пристально посмотрела в глаза своей воспитанницы, которую помнила еще такой же безрассудной шалуньей, с той лишь разницей, что Деркэто тогда принадлежала к человеческому племени.— Любовь — опасное чувство девочка! Она может вознести до небес, но с той же легкостью способна погубить даже богиню.
— Мне все равно,— с улыбкой ответила Деркэто.
— Итак, Богиня Страсти влюблена.— Вздохнула Гогота, но улыбка так и не покинула ее лица.— Ну что ж, давай посмотрим, что с твоим избранником.
