все еще часто говорим по детски, наивно, робко. Не показалось, что на сегодняшней встрече ребята раскрылись, поверили вам. И, если вы поделитесь с ними своими мыслями по данному вопросу, это будет очень полезно для ребят.
– И как пример доказательства взаимоуважения ты, милая, приведешь пример собственного мордобития? Или, может быть нетактичного поведения Кости? – Не имея возможности согласиться с предложением Наташи, и не принимая ее идеи, Шеверов начал злиться.
– Я думала и об этом, – улыбнулась Наташа. – Я скажу всю правду. Не думаю, что кто то будет над этим смеяться.
– Будут! Будут, милая Наташа! – Шеверов повернулся и, не торопясь, зашагал к своему дому, как будто и не замечая, старавшуюся не отстать от него, Наташу. Через несколько метров он внезапно остановился, резко повернулся к девушке. – Никакой встречи и ни с кем у меня не будет. Нет времени. Это ты понимаешь, красавица? Н-е-ет! Времени!
– Я думала, что этим вы и Косте поможете. Он очень переживает.
– С ним я разберусь сам. Распустил сопли, хлюпик, – он поднял руку, собираясь сказать еще что-то привычно и покрепче, но вспомнил, что перед ним все-таки школьница, махнул рукой. – Иди, девочка. Иди домой к папе, – и быстро зашагал домой, уже больше не оглядываясь.
Едва войдя в дом, Шеверов сразу спросил встречавшую его жену.
– Где Костя?
– В кабинете ждет. Ты вроде ему так наказывал.
Шеверов открыл дверь кабинета, устало опустился на диван. Разговор начинать не хотелось, но нужно был, и Шеверов, как всегда, начал с главного вопроса.
– Так что у тебя на самом деле произошло с этой девицей?
– Об этом знаем только мы двое.
– Теперь будет третий, – Шеверов улыбнулся. – Кому то ведь надо решать ваш спор.
– Ты заставил меня все рассказать еще там, на тренажере, – Костя пожал плечами. = Ничего нового добавить не могу, хотя должен признать, что если бы она высказалась, то мне было бы хуже. Вот собственно и все. – Костя замолчал, опустил голову, ожидая решения отца.
– Ладно. Хватит сопли распускать. Мужик он и есть мужик. Сентиментальность это женская особенность. А ты должен уметь владеть своими эмоциями. Тем более, что ты вроде бы собирался стать летчиком. Подумаешь, лапнули кого-то по физиономии. Делов то, – Шеверов посмотрел на сына. – А может быть это ты лапнул кого то и схлопотал?
– Как ты можешь? – Возмущенный Костя вскочил с дивана.
– Могу. Главное, чтобы крови не было, следов. Да ты сядь, – устало махнул рукой Шеверов. – Я в твоем возрасте домой приходил – вся морда в крови. И мать не ахала. А тут каждое слово, междометие, движение мизинцем и то в строку взаимных обид ложится. Уж больно у вас антенны остро направлены.
– Зат у вашего поколения полный простор. Все 360 градусов захата и никакого восприятия. Порог чувствительности на грани фантастики.
– Молодец! – Шеверов протянул руку и заставил Костю сесть. – Зря только злишься Ты доказывай. И лучше действием. А то как пенсионер всесоюзного масштаба аля-ля-ля-аля-ля-ля! У тебя друзья в школе есть?
– Не знаю, – Костя обижено отвернулся. – Не было случая проверить.
– А сам ты друзей искал? Ну хотя бы среди тех, кому нужна твоя помощь?
– Я же тебе говорил. Таких после твоих командировок за рубеж много.
– Плохо. У нас в школе было по другому. Мой друг...
– Ты можешь даже назвать его фамилию? – Иронично улыбнулся Костя. – Я что-то таких не помню. Давно у тебя в гостях никого не было. Одни подхалимы.
– Всем нужна поддержка. Слабым людям тоже. Ты их прощай, – Шеверов был спокоен.
– Всех?
– Ну, хотя бы тех, кто тебе нужен, – Шеверов напряженно посмотрел на сына. Только сейчас, перескакивая с одной темы на другую, он подошел к тому, о чем хотел серьезно поговорить с сыном. И все же, после паузы он не решился развивать эту тему. Снова пустил в ход пробный шар. Задумчиво произнес. – Что-то я просмотрел в твоем воспитании.
– Да нет, все нормально – Костя усмехнулся. – Мы просто друг друга стоим.
– Сопляк ты, – постарался рассердиться Шеверов.
– Вот именно. Тебе просто было некогда, а я старался тебя не подводить. По нашим временам это непросто. И вообще. Я ведь хороший. Хорошо рисую. Хорошо учусь. Активен в общественной работе. А этот случай. Не знаю. Я ведь попробовал, как ты в детстве действовать. Вот только училка помешала.
– Дурак. Я с девками не дрался.
– У нас тоже нет девок, но ваши девчонки, наверное, не были такими умными или может быть занудными. Я не знаю, что хуже.
– Всякие бывали. А в основном хорошо притворялись.
– И мама? – Костя, чуть склонив голову набок, с улыбкой смотрел на отца.
– Я в школе именно за такие дела морды бил, – Шеверов снова внимательно посмотрел на сына. – Все- таки, похоже, что ты ее, однако, любишь. Только рано еще сын. Да и скрутит она тебя в бараний рог. Не обрадуешься.
– Ты груб, отец, – спокойно парировал Костя. – И учил меня, что горлом ничего не докажешь.
Шеверов облегченно вздохнул. В разговоре с сыном он ожидал более бурной реакции. Особенно в случае несогласия с высказываемым мнением. И в общем то, спокойное поведение сына в течении всего разговора поначалу даже удивило его. Но потом он понял. Бурная реакция возможна была лишь в том случае, если бы предлагаемые вопросы были неожиданными для Кости. Однако, видимо, он уже не единожды говорил на эту темя с другими, и уж тем более многократно анализировал возможные ответы в споре с самим собой.
Это понимание успокоило Шеверова, дало ему возможность приводить в доказательство своей правоты более широкий перечень аргументов. Пусть они были не всегда однозначны, но Шеверов и не хотел от сына дубового однозначного восприятия. Сделанные, в конце концов, выводы станут от этого только крепче. Он прошелся по кабинету, вновь подсел к сыну, положил ему руку н плечо.
– Горло горлом, а опыт и знания всегда вернее, – тихо проговорил Шеверов. – Ты ведь знаешь. Я ведь и раньше не признавал сопливой философии говорливых интеллигентов, а сейчас тем более. Это от них пошло «самоуважение личности», «искоренить из себя раба». Если уж кто хочет быть рабом, так его и кнутом в свободу не загонишь. А хочешь добиться чего-нибудь, и имеешь к тому необходимые данные, так у нас всегда для таких были самые широкие возможности. Требовалось лишь одно – вкалывай. Вот только спать для некоторых было легче и приятнее. А теперь они вдруг проснулись, и, ничего не понимая спросонья, устроили кутерьму. Взбаламутили воду, а для чего и сами не понимают.
– Ты не согласен с перестройкой? – Похоже, сын был удивлен.
– Перестройка, – Шеверов улыбнулся. – А кто знает, что это такое? И главное – для кого она и что из этого получится?
– Тебя не поймут, отец.
– А я и не стараюсь, чтобы меня поняли. Разве я выхожу на перекресток и кричу до хрипоты? Для меня главное, чтобы ты меня понял и состоялся в этом мире как человек. А для этого моего влияния еще хватит и в годы перестройки. Ты посмотри, сын, кто перестраивается. Те, нищие, которые ничего не имели, и теперь хотят ничего не делая получить все. А власть имущие эту реальную власть отдавать не хотят и не отдадут. Но и те и другие апеллируют к народу: «Лучше работайте. Лучше работайте. От нас самих все зависит». Да ничего от них не зависит! Кто хорошо работал, тот и раньше имел все, что ему требовалось. А, кто был тупоголовым, тот и после перестройки им же и останется.
Раньше ты не повторялся, папа, но все равно интересно. – Костя откинулся на спинку дивана, приготовившись к долгому разговору.
– Согласен, – кивнул головой Шеверов. – Но иногда лучше повторить, чем забыть. Да и повторы мои не точная копия, а с принципиальным оттенком. Так вот, повторяю. Я согласен в принципе с перестройкой. Это
