— Подожди… Ты мне не веришь?
— В чем? В том, что ты меня никогда не забудешь? Верю.
Она не знала, что говорить дальше.
— Это твой «ягуар»?
— Мой. На нем я езжу на работу прямо из дома. Поэтому и был в плавках, из-за которых ты так злилась.
Она даже не улыбнулась на его шутку.
— Джеймс, я не хочу, чтобы ты меня неправильно понял.
— А я тебя очень хорошо понял. Я, честное слово, куплю другие!
— Что купишь?
— Плавки.
— Кэтрин, милая, мы ждем тебя! — окликнула ее мать. — Садись в машину!
Кэтрин даже не обернулась.
— Хочешь, я правда приеду сюда на Рождество?
— Нет.
— Почему?
— Я не люблю быть третьим лишним.
— Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой сейчас?..
— Уже не хочу. Езжай, Кэтрин. Тебя мама ждет. И Антуан.
Он сел в машину и уехал, прочертив колесами две черные дуги на асфальте.
Кэтрин пошатываясь пошла к такси, ей казалось, что рушится мир и что земля под ногами качается огромными черными волнами, какие она видела, когда тонула яхта.
Она снова тонет в море. Она уезжает. А единственный человек, за которого можно держаться, остается здесь.
Что она будет делать в Нью-Йорке? Там у нее жених, которого она не любит, там у нее любовник, в котором она разочаровалась. Там у нее родители, которым до нее нет никакого дела, подруги, которые ждут сплетен и сенсаций…
А Джеймса там нет. Джеймса, который за эту неделю умудрился стать ее другом, любовником, отцом и матерью в одном лице.
— Славный малый этот Джеймс, — произнес Антуан, удобно устраиваясь на сиденье такси.
— Да уж… — тихо ответила она и закрыла глаза, вспомнив сегодняшнюю ночь.
По щекам снова побежали слезы. Вот все и закончилось, не успев начаться.
— Надо же как… Миллионер, можно сказать. А притворялся спасателем.
— Да уж…
— Ну что с тобой? Он тебя чем-то обидел?
Кэтрин сосредоточила на нем взгляд: последние слова не сразу дошли до нее.
— Ты-то откуда знаешь, что он миллионер?
— А как же, милочка! Мы тут все про всех узнали, пока вас искали… — В голосе матери послышались театральные слезы. — Мы так испугались… Я чуть с ума не сошла! Я все глаза выплакала! Я сразу примчалась… Ах, Кэтрин, ты нас так больше не пугай!
— Хорошо, не буду.
— Послушай, а как его настоящее имя? — мгновенно меняя тон, спросила мать.
— Чье?
— Ах да. Джеймс Артур Рей. Красивый мальчуган. Я знаю его мать! Она меняла мужей как перчатки: у нее София — от третьего мужа, Родриго — от второго, он был испанец, а Джеймс ее первый сын, от какого-то, говорят, здешнего судовладельца. Он уже умер, оставил Джеймсу шикарный дом где-то тут…
— Мама, замолчи!
— Слушай, вы с ним подружились? Он ничего не рассказывал про мамочку? Она все еще малюет свои безумные картины? Говорят, в четвертый раз вышла замуж! Ей уже под шестьдесят, а она…
Кэтрин отвернулась к окну и перестала слушать ее. Маленькие домики, пальмовые заросли, вывески магазинов, уличные кафе, веранды… Розовый Розо. Джеймс вырос здесь и любит этот город. А разве его можно не любить?
— Красиво, — произнесла она вслух, не замечая, что на нее внимательно смотрит Антуан. — Действительно хочется писать картины.
И больше не в силах сдерживать себя, Кэтрин закрыла лицо руками и заплакала.
13
Давно наступил июнь, в Нью-Йорке стояла такая же жара, что и месяц назад в Розо. Кэтрин бесцельно слонялась по городу, по друзьям и клубам, пытаясь наполнить свою жизнь прежними увлечениями и хоть каким-то смыслом. Но смысла не было, голова была пуста, и она часто ловила себя на мысли, что смотрит кино про себя. Странное, немое, бесцветное.
Она ждала, что шок, вызванный майской историей, все-таки пройдет, что постепенно жизнь вытеснит воспоминания о последней ночи, проведенной с Джеймсом, и вообще она забудет самого Джеймса… но тщетно.
— Видимо, система действительно дала сильный сбой, — объявила. Полин, выспросив все до мельчайших подробностей. — Тебе требуется продолжить форматирование диска. Там, рядом с Джеймсом, он уже начался, а потом процесс остановили, и ты не можешь нормально функционировать, потому что половина файлов стерта, и на их место ничего не загружено.
Это было трудно понять, но звучало весьма убедительно. С каждым днем Кэтрин становилось только хуже.
Джеймс снился ей, что-то укоряющее говорил, звал к себе, целовал ее и обещал, что обязательно влюбится. Ну по крайней мере, постарается. Она отдавалась ему с таким неистовством и таким упоением, что всякий раз просыпалась в холодном поту. Но желанного удовлетворения не наступало, сны только изматывали ее тело и душу, и день ото дня Кэтрин становилась все печальней и прозрачнее.
Она перестала выходить из дому, отец, списав все на психологическую травму после кораблекрушения, больше не настаивал, чтобы она работала. Но ее странная бледность и худоба начали серьезно беспокоить родителей.
Несколько раз приезжал Антуан, она по-приятельски общалась, поила его чаем и не позволяла поцеловать даже в щеку. Он всякий раз печально кивал, повторяя одно и то же:
— Да. Я все понял. Еще там понял. Это конец.
Он чудовищно переживал, и Кэтрин заметила, что в волосах его кое-где появилась седина. Но с чем это было связано, с потерей фирмы или с потерей любви, она не хотела знать.
— Прости меня, — сказала она как-то. — Может, кораблекрушение тому виной, я обо что-то сильно ударилась головой, и там у меня все перевернулось, может, еще что-то…
— Да, я понимаю.
— Я не смогу выйти за тебя замуж. Мне стала слишком дорога жизнь, чтобы тратить ее на вечные компромиссы. Я сама схожу к священнику, отменю венчание.
— Это все из-за него! Я так и знал, что он положит конец нашему счастью.
— Остин тут ни при чем. Знаешь, я долго ломала голову, что же это такое было. И решила, что судьба. Надо было нам всем собраться вместе, сначала здесь, потом — там… Таких совпадений бывает одно на миллион.
Он покачал головой.
— Зачем только я взял эти чертовы горящие путевки?!! Оператор меня уговорил… Надо было ждать тур в Океанию!
Она засмеялась.
— Я же говорю — судьба. А и правда смешно. Мы записались на один день в один и тот же храм, в
