Ты думаешь, мир — это ворох гремящего сена, Бойницы Пергама и кровью набухшие реки? И только и света в окне у тебя, что Елена… О мойры, какая усталость смежает мне веки! Куда убежать от мучительно ясного мира, Где не в чем тонуть моему ненасытному взгляду, Где лад пелазгийский утратила древняя лира И входит, как в ларец, великий Олимп в Илиаду? О черное зеркало истины, небо Урана! Прародина времени, спящая в реках Аида! Бедро огненосца, моя незажившая рана! Под парусом черным родная плыви феорида! 4 Рыдай, рыдай! Как древле Деянира, Мы поздно спохватились: дару Несса Противоядия, голубка, нет. Над первозданной полнотою мира Двойная Зевсом спущена завеса — Числа и меры смертоносный свет. Из влажного, из матернего лона Айдесские, родные слуху, звуки Не проникают в золотую тьму. В заливе воют трубы Марафона, И челюстями брат, уже безрукий, За скользкую хватается корму. Нам суждена победа в дивной сече: Мы всю добычу до прихода ночи На берегу подвергнем дележу, Но как твои обугленные плечи Прохладою неэлевсинской ночи, Страдалица Психея, освежу? Нас опорочит кенотаф лукавый, Едва земля сокроется из вида… Лишь ты одна, за рубежом зари Оставив груз моей посмертной славы, В единосущном мраке, феорида, Свой черный парус раствори! 15 октября — 14 ноября 1933
Нине Табидзе
За горами рыжеватыми, Обступившими Тифлис, За оранжевыми скатами, Где осенний воздух сиз, Не одно тысячелетие Этой ясною порой В чашу синюю Кахетии Сок струится золотой. Но, советам трезвым следуя, В виноградную страну Поклониться не поеду я Желторотому вину. Нет, я слишком старый пьяница, Чтобы бить ему челом: Я могу нателианиться За любым и здесь столом. И в Тифлисе, как в Кахетии, Буду с горя пить вино, Если карих глаз соцветие Вспыхнет гневом у Нино. 29 октября 1935
