Она замолчала и стала задыхаться и стонать. Я утер тряпочкой пот и слезы с ее лица.
Девчонка успокоилась и утихла. Несколько минут я стоял перед лежанкой, не зная, что и делать, что говорить, что думать. Весь мир перестал для меня существовать. Какая-то жуткая тишина давила на уши так, что хотелось кричать от боли. Даже в лесу смолкли все голоса. Похоже, вся природа прощалась со своей прекрасной феей. Лишь лунные зайчики озорно резвились на столе и на полу... Мне показалось, что Пашка уже умерла... Я дотронулся до нее и сразу отдернул руку от холодной кожи ее ладони.
— Паш, Паш! — позвал я в тишину.
Мне никто не ответил. Я быстро достал зажигалку и, почиркав, зажег лампу. Поднес ее к лежанке. Прасковья лежала на спине, скрестив руки на груди. Глаза ее были закрыты, ресницы едва заметно подрагивали. Нос неестественно заострился. Лицо имело бледный неживой цвет. Сухие потрескавшиеся губы были вытянуты в легкой улыбке умиротворения. Казалось, что Пятница уже не дышит. Пронзительно пахло хвоей, водкой и керосином...
— Паша! — громко позвал я.
Девчонка даже не шелохнулась. Я дотронулся до ее руки и нащупал пульс: бедное сердечко еще слабо постукивало. Нет, это все было просто невыносимо! Я быстро поставил лампу на стол и, задыхаясь, вылетел за дверь.
Метров пятьдесят бежал неизвестно куда и зачем и остановился только тогда, когда наскочил на пень. Ударившись локтем о сук, я почувствовал боль и пришел в себя. Ночь царствовала над тайгой во всем своем великолепии. Всюду лунное сияние, в небе полно ярких звезд... Очередная ночь в нашем походе... И я впервые не хочу спать, не могу есть... Мне страшно жить и хочется выть — я теряю Пашку, странную и славную девочку Прасковью. Я бухнулся на колени в росную траву и поднял голову к небу. Там, в вершине вековой сосны сиял сгусток яркого серебристого света.
— Господи, что же мне делать?! — спросил я у этого огонька. — Ведь она умирает!
В мыслях сразу понеслись эпизоды наших совместно прожитых дней. Вот Пашка — такая важная и беззаботная — идет по узкой лесенке мне навстречу, и я выступаю ей наперерез... Вот она мирно сидит на пароме и читает черную книжку... Вот быстро крестится и прыгает в воду... Вот, захлебываясь, идет ко дну бурной реки, и я хватаю ее под руки... Вот мы лежим на песке мокрые до нитки... Вот отжимаем одежду в темной пещере, а противный паучок лукаво подсматривает за нами... Вот Пашка идет по пещерке, согбенная от холода, и лицо у нее такое смешное... А вот она тащит меня из вонючей жижи, выбиваясь из последних сил... А вот ее великолепная фигурка на фоне алого заката... Вот мы лежим в сосновых «гамаках», зависнув над ночной землей... Вот она сладко спит у костра, а я стерегу ее покой... И вот она радостно кричит: «Жор, посмотри туда!» Вот злые псы окружают нас, и я чувствую, как бьются от страха наши сердца, слившиеся, видно, воедино... А вот я любуюсь на то, как девчонка печет оладьи и хлопочет у печки, как она улыбается, видя мою гримасу после принятия отвара. А это она уже под водопадом: такая красивая и такая счастливая... Господи, а ведь с этого момента и началась ее погибель! И эта треклятая буря, и этот неусыпный холод горы... они убили мою Пятницу. Я почувствовал, что слезы потекли по моим щекам.
— Господи, что же мне делать?! Что же делать?.. — и я поймал себя на мысли, что Жора-Обжора плакал последний раз в восемь лет, когда проиграл лидеру всего одну секунду в ходе финального заплыва.
И ведь с тех пор никто больше не видел его слез, как и его поражений... Но сейчас я плакал вновь, и никто не видел этого, кроме луны, звезд да странного свечения на сосне... Взяв себя в руки, я попробовал молиться.
— Господи! Божья Матерь! Все святые и ангелы небесные! Помогите мне! Не отнимайте у меня Прасковью, ведь я не смогу без нее... Господи, я всегда в Тебя верил, но никогда ничего для Тебя не делал! Все эти годы я жил для себя. Мне нравилось хорошо покушать, побольше поспать, быть всегда первым и самым-самым... Я любил подслушивать чужие разговоры, подглядывать за другими людьми. Я никому не позволял себя обижать, не терпел того, чтобы кто-то мог быть лучше меня или хотя бы таким же, как я. И вот Пашка! Она так внезапно ворвалась в мою жизнь и все перевернула в моей душе... А ведь я столько сделал ей зла! А она была Твоя верная ученица, она подражала своей небесной покровительнице Параскеве! Но теперь мы столько вместе прожили, спасая друг друга, помогая друг другу... Я так много узнал от нее о Тебе, о вере, о Твоих святых людях, о нашем Православии... За эти дни я узнал, какая она, моя Пятница... Она, она... просто святая! Такая умная, красивая, верная, славная! Она все умеет, много знает, все терпит и все прощает.
А я, я жалкий трус и обманщик! Я подглядывал за нею и не смог даже признаться в этом... а она открыла мне все свои душевные секреты! А вот я не смог... Прости, Господи! Но мне так стыдно... Помоги мне, Господи, ведь Ты все можешь! Конечно, может, она очень нужна на небесах, но как же мне сейчас будет ее не хватать! Я питаюсь от нее добром, нежностью, теплом, любовью к ближним... Я перестаю быть прежним. И именно сейчас Ты забираешь ее... Ведь я же еще не готов сам встать на путь истинного православия, мне необходимо еще хоть немного времени, чтобы все это осознать и прочувствовать...
А Паша... Она умеет слушать, так интересно рассказывает, так помогает... Нет, она не должна сейчас умереть!
