Турецкий, собравшийся уже было отключить связь, плотнее прижал трубку к уху.
– Такое начало нужно сопровождать валидолом, – невесело пошутил он.
– Знаешь, мне кажется, Наталья Свентицкая ждет ребенка.
Александр Борисович перевел дух. «Вот это поворот», – подумал он. А вслух спросил:
– С чего ты это решила?
– Помнишь, я говорила, что была в гостях у Натальи? Ну, еще когда нашла таблетку от беременности?
– Помню.
– Посреди разговора она убежала в ванную. Тогда я подумала, что она просто переживает из-за мужа. Но сейчас... Я не знаю, как объяснить. Что-то вроде озарения... Запоздалого визита приступа женской интуиции...
– Приступ женской интуиции? Звучит неплохо. И что тебе сказала эта «интуиция»?
– Наталья бегала в ванную не выплакаться, как я подумала сначала.
– Тогда зачем? – без всякого энтузиазма спросил Турецкий, которого уже начал утомлять этот разговор.
– Свентицкую тошнило в ванной. Понимаешь? Я слышала.
– Все твои выводы основываются на этом факте?
– Нет. Не только. Дело в том, что вчера я случайно встретила ее на улице. Вернее – в магазине. Она меня не увидела, и я... Ты только не ругайся, но я пошла за ней.
– Как это «за ней»? Зачем?
– Господи, Турецкий, какой же ты иногда бываешь тупой. Я решила проследить за ней. Установить «наружное наблюдение», как выражаются наши друзья из МУРа.
– Ты не перестаешь меня удивлять. И что? Тебе удалось что-нибудь выяснить?
– Удалось. Наталья поехала в институт акушерства и гинекологии. В тот, что на Пироговке. Приехала туда вечером, перед самым закрытием. И пробыла там около часа. И знаешь что?.. Она была там не одна.
– Что ты имеешь в виду?
– Она была с мужчиной. Он встретил ее возле дверей клиники. Он уже ждал ее там. Когда они встретились, он ее поцеловал. Не так, как друг, понимаешь? По виду – бизнесмен средней руки. Костюм, галстук, прическа.
Турецкий помолчал.
– Почему ты сразу не сказала об этом Плетневу? Или мне? Жена человека, в которого два раза стреляли, беременна, и, скорее всего, не от него, а ты молчишь, как рыба!
– Я хотела сказать, но потом... Вы арестовали Вертайло. Значит, убийца найден. А беременность... это ведь ее личное дело. Я не имела права рассказывать. Это же элементарная порядочность, Саня.
– А сейчас почему рассказала?
– Не знаю. Почувствовала, что нужно. Слишком много непонятного происходит, и я... Я боюсь, Сань. Боюсь за себя, боюсь за Васятку... Боюсь за тебя.
– Ладно, – мягко произнес Александр Борисович. – Я это проверю. Молодец, что сказала. А сейчас мне нужно идти. Пока! И береги себя!
– Ты тоже, Саня. Ты тоже. И не забудь купить Ваське подарок.
5
Девушка сидела на диване, сгорбившись и заложив руки между коленей, и смотрела в угол. Лицо ее было отрешенным и непроницаемым. Вторая девушка, чеченка, спала в соседней комнате. Умар привез их час назад, а уезжая, вручил Боровому двухлитровый баллон с морсом, наказав поить этим морсом девушек. «Смотри сам не пей – забалдеешь», – с усмешкой пояснил Умар.
Чеченка выпила стакан морса и вскоре уснула. Блондинка пить отказалась. «Я знаю, что это, – сказала она Боровому. – Мне это не нужно. Я спокойна».
Сейчас она сидела на диване, явно тяготясь обществом Борового, который развалился в кресле с бутылкой водки в руке.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Зурна, – ответила девушка. Боровой покачал головой:
– Нет, не так. По-настоящему? Как тебя звали отец и мать?
Девушка немного помолчала, затем неохотно ответила:
– Лариса.
– Ты русская?
– Да. Боровой внимательно вгляделся в лицо девушки.
– И ты мусульманка? – тихо спросил он.
– Да, – так же тихо и спокойно, как и прежде, ответила она.
– Ясно, – сказал Боровой. Он отхлебнул водки. Затем протянул руку и хотел тронуть девушку за щеку – она отпрянула и крепко сжала губы. Голубые глаза девушки смотрели исподлобья. Боровой удивленно вскинул брови:
– Ты меня боишься?
Девушка покачала головой:
– Нет.
– Тогда почему ты так на меня смотришь?
– Как – «так»?
Он пожал плечами.
– Ну, как будто я твой враг.
– Ты и есть враг, – спокойно сказала девушка.
– Почему ты так думаешь?
И вновь Боровой получил прямой и ясный ответ:
– Тебе плевать на то, во что я верю.
Боровой улыбнулся. Ему все больше нравилась эта чудачка. Хотя... какая она, к черту, чудачка? Она смертница. Ненормальная. Отмороженная сука.
– А ты проницательная, – сказал Боровой. – Хлебнешь?
– Нет. Я не пью. Это грех.
– Ну и зря.
Боровой запрокинул голову и сделал несколько больших глотков. Поморщился, вытер губы рукавом и рыгнул. Он совершенно не стеснялся этой девушки. Более того, он не воспринимал ее как девушку. Он даже не воспринимал ее как человека. Она была для него чем-то вроде экзотического зверька. И зверька симпатичного.
– Ты не боишься смерти? – спросил Боровой. Она покачала головой:
– Нет.
– Ты думаешь, что попадешь в рай?
– Это не важно, – ответила девушка. Она помолчала. Потом вдруг дернула подбородком и добавила: – Мне надоело жить. Я не люблю жизнь.
Боровой посмотрел в выцветшие глаза девушки и сказал с необычной серьезностью в голосе:
– Я тебя понимаю. Мне иногда тоже делается хреново. Тоска гложет, понимаешь? – Он отвел взгляд и поморщился. – Иногда подумаешь – на хрена все это нужно? Живем, суетимся, бегаем... как крысы. И для чего? Чтобы сдохнуть и превратиться в навоз.
Он снова посмотрел на девушку.
– Умар сказал тебе, что ты должна делать все, что я тебе прикажу?
– Да, сказал.
– Хорошо.
Боровой поставил бутылку на пол, затем, откинувшись на спинку кресла, расстегнул ширинку и холодно произнес:
– Можешь приступать.
Девушка не шевельнулась.
