– Говоришь, были у него нелады с президентской ратью?
– Да там у многих были нелады. Это еще мягко сказано, – ответил Грязнов. – А сейчас, говорит, порядок. И агентство – личная инициатива президента. У тебя есть сомнения?
– Понимаешь, Славка, что-то мне мешает... – Турецкий поморщился, будто у него запершило в горле. – У меня ж на памяти... да и у тебя, надеюсь, тоже, история Якуба Салимова. В буквальном смысле человек – министр! – спас президента, а теперь вынужден скрываться от своего спасенного, который поклялся мужику в вечной дружбе. Недаром же сказано: Восток – дело темное.
– Тонкое, Саня, – усмехнулся Грязнов. – Хотя твоя интерпретация...
– Кончай, Грязнов! – залился в хохоте Турецкий. – Не к лицу тебе, ей-богу, подобные изыски! – и, отсмеявшись, продолжил: – А может, это из-за партийных дел? Твой Назаров наверняка же состоял в компартии? Иначе бы хрен ему снилось подобное назначение? А их президент запретил компартию...
– Все может быть, – рассудительно заметил Грязнов. – Больше того, думаю, в самое ближайшее время ты сам и сможешь спросить у него, как там было дело. Я вас с удовольствием познакомлю: отличный мужик. И мысль на лету хватает.
– Все, закрыли вопрос, – кивнул Турецкий. – А если этот Селезень не откроет нам? Так и будем торчать под дверью?
– Откроет. Я петушиное слово знаю...
Турецкий с сомнением пожал плечами, но, когда поднялись на пятый этаж стареющего теперь уже дома на углу Ленинского и Комсомольского проспектов, предоставил первое слово Вячеславу.
– Евгений Яковлевич, – сказал Грязнов, когда из-за двери послышался вопрос: кто? – Здесь Грязнов из МУРа и мой товарищ Турецкий из Генеральной. Есть важная тема, которую надо обсудить как можно скорее. И без свидетелей. Поэтому мы решили без звонка.
– У меня нет желания обсуждать что-либо вообще, пока не закончится расследование.
– Понимаем и сочувствуем. Но нас волнует, честно говоря, вовсе не эта проблема. Пусть пока Караваев волнуется. Вопрос стоит о вашей безопасности... Послушайте, черт вас возьми! Что мы, как в театре, разговариваем через запертую дверь? Мы ж вдвоем не арестовать вас приехали! Или вам необходим спектакль для соседей? Так это можно быстро организовать! И с ОМОНом!
– Извините, открываю, – донеслось из-за двери сдавленно, и тут же защелкали запоры.
Ишь ты, неужто есть, что запирать?
Оказалось, было. Совсем неплохо устроился полковник. С евроремонтом и даже маленьким фонтанчиком на том месте, где у нормальных людей обычно расположена лоджия.
Полковник выглядел подавленно. Это естественно. Пригласил пройти в гостиную, к тому самому фонтанчику, ласково журчащему по красивым камням, спускающимся лесенкой в облицованный цветной плиткой резервуар. Рядом стояли кресла. Уселись. Полковник в домашнем спортивном костюме сидел, скрестив ноги, и не смотрел на гостей. Ждал.
Турецкий, если прежде и встречался с этим представительным внешне и в принципе достаточно симпатичным мужиком, еще молодым, держащим себя в форме, то бывало это скорее на бегу. Поэтому никаких чувств, кроме определенной брезгливости, распространяющейся на всякое предательство вообще, а нарушающее корпоративные законы – в частности, не испытывал.
Грязнову было проще – он знал Селезнева и, хотя разочарования своего не скрывал, все-таки каким-то отдаленным чувством понимал, что ситуации иной раз складываются настолько непредсказуемые, что судить поступки человека с маху не всегда бывает правильно.
– Как вам, вероятно, уже известно, Евгений Яковлевич, хотя бы отчасти и вашими стараниями, нам удалось наконец задержать Бориса Назарова по кличке Боров, а также бывшего афганца Сиповатого с десятком их так называемых «быков». Дело об убийстве замминистра Каманина под руководством Александра Борисовича, – Грязнов кивнул на Турецкого, безучастно наблюдавшего за сбегающими струями воды в фонтане, – продолжает раскручиваться. Вы – опытный оперативный работник и прекрасно знаете, что хватку мы не ослабим, а следовательно, в конечном счете колодец выроем и до воды доберемся. Быстрее или дольше – это имеет значение не для нас, а для тех, кто нас торопит. И это понятно?
Селезнев молча кивнул.
– Мы не хотим сейчас вмешиваться в расследование, которое проводит Служба собственной безопасности, это не наша задача. Лично я, к примеру, понимаю, что не Сипа и не Боров подкармливали вас, чтобы получить нужную для себя информацию. И даже, скажу по секрету, не Джамал Багиров, наиболее, кстати, заинтересованный в ней. Нет, там есть фигуры покрупнее, но я не стану их называть. Зато могу, опираясь на собственный опыт, предположить, о чем они в настоящий момент размышляют. И неприятным предметом их раздумий являетесь вы, Евгений Яковлевич. Домашний арест – самая удобная форма разделаться с вами, чтобы не позволить открыть вам рот, когда ваши же товарищи начнут задавать весьма опасные для них вопросы! Скажите, что я ошибаюсь, и мы с Александром Борисовичем немедленно покинем ваш дом.
– Вы пришли с каким-то предложением, – сказал после длительной паузы Селезнев. – Я готов вас выслушать.
– Вы собираетесь кончать жизнь самоубийством? – в лоб спросил Турецкий. – Чтобы спасти хоть в малой степени честь своей «конторы» на Шаболовке?
– Помилуй бог! – развел руками Селезнев. – Да у меня и оружия...
– За это не беспокойтесь, тот, кому надо, доставит вам не зарегистрированный и нигде не засвеченный ствол и даже поможет, если у вас вдруг рука захочет дрогнуть. Это как раз не проблема.
– Вы считаете, дошло уже до этого? – осторожно спросил Селезнев.
– Мы не считаем, – вмешался Грязнов, – мы уверены.
– Интересно... – пробормотал Селезнев и как бы слегка опал, стал меньше, потерялась осанка, он немного сгорбился и словно постарел.
– Ничего интересного, – возразил Грязнов. – Официально я, например, защищать вас не обязан. Но совет могу дать. Оказать помощь, если желаете.
– Чем же я должен заплатить за это? Ведь альтруизм у нас не в ходу.
– А ничем. Пока сами не дозреете. Так вот, в свое время, уйдя из МУРа, я создал агентство, которое существует и по сей день. И неплохо, должен заметить, существует. Эти ребята помогают и мне, как в данном случае, ну, с теми же Сипой и Боровом, проводить некоторые секретные операции. Это между нами, надеюсь. Так вот, человек, как я и думал, вы не бедный, сможете отстегнуть им сотню-другую баксов за собственную безопасность. И не считайте, что я просто ищу ребятам работу, у них хватает. Если согласны, я позвоню прямо сейчас, и сюда подъедет человек, на которого вы сможете полностью положиться.
– Значит, я вам так нужен? – с неожиданной иронией спросил Селезнев.
– Честно? – Грязнов прямо посмотрел ему в глаза. – Не больше, чем всякий другой живой свидетель. Достаточно?
– Вполне. Я согласен.
– Хорошо, – сказал Грязнов, поднимаясь, – тогда я выйду и позвоню...
– Скажите, Александр Борисович... – негромко произнес Селезнев после непродолжительной паузы. – Я могу вас так называть? Или надо уже – гражданин следователь?
– Разве ваши коллеги завершили расследование?
– Нет, но...
– Ах, вы уже сами не сомневаетесь в исходе?
– Ну... как сказать!
– Так в чем же тогда дело?
– В вашем присутствии. Грязнов – понятно. А вы зачем приехали?
– Вряд ли поверите. Посмотреть на вас. Я иногда верю первому впечатлению.
– И что оно вам подсказывает? Если не тайна.
– У вас есть все основания бояться. А братья Багировы не из тех, кто станет сидеть, ожидая, пока над ними разразится гроза. Тем более, когда под угрозой оказывается не только товар, но и железные обязательства перед партнерами. Так я думаю, – скромно закончил Турецкий.
– Вы и это знаете... – поставил точку в его сомнениях Селезнев.
– Работаем, – кратко ответил Турецкий с интонацией известного Саида из «Белого солнца пустыни»,
