Господа, Богородицу и святого Георгия устроить все лучшим образом. А хотелось мне тогда три чуда: найти клад, почаще бывать с Пашкой и чтобы банду Кривого побыстрее ликвидировали. Не прошло и 10 минут, а я уже посапывал во сне и тревожно вздрагивал от странных видений. Запомнил я лишь сон, пришедший уже где-то перед самым подъемом. И вот ведь что привиделось. Стою я в Преображенском храме. Снаружи он весь еще обшарпан, в лесах, но внутри сияет сказочным убранством и великолепием. Кругом - море золота, серебра, бронзы, бирюзы, каменьев драгоценных. И свет, свет отовсюду струится. Народу много, но все эти люди мне не знакомы. Службу ведет седовласый и белобородый батюшка в ярком парчовом наряде. Голос его зычно раздается по храму: «Яко Свят еси, Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно...». Я почему-то уверен, что это сам батюшка Иоанн! Ему прислуживают отец Николай, отец Григорий и диакон Петр, а Людмила Степановна и Пашка поют на клиросе вместе с тремя женщинами в черном. И вдруг вижу, в храм входит огромный мужик в штормовке и в сапожищах. На его бритой голове замасленная фуражка. В руках у него объемный мешок, а один глаз перекрыт черной лентой, как у настоящего пирата, не обращая ни на кого внимания, этот тип начинает нагло складывать в мешок все, что ему попадало под руку: иконы, книги, подсвечники...
- Эй, ты что делаешь! - кричу я и со страхом осознаю, что передо мной сам Назар Кривой. - Люди, смотрите, это же бандит! Он храмы грабит! Держите его!
Но все смотрят на меня удивленно и непонимающе. А мужик с повязкой только усмехается. Набил мешок добром, взвалил на спину да вон из храма. Я за ним:
- А ну, стой! Отдай, что взял! Это не твое!
Он - бегом. Я тоже. В дверях стоит брат Феодор и, перебирая четки, блаженно улыбается.
- Держи вора! - снова кричу я, но монах неожиданно ставит мне подножку, и я рыбкой лечу на землю. Кто-то хохочет. Я не больно ушибся, вскочил и вновь побежал за Кривым, который улепетывал к лесу, возле которого стоит грязный УАЗик. Из машины ему машут другие бандиты, подбадривают и призывают ускорить шаг. Но я все равно его нагоняю. И тут ноги мои проваливаются то ли в какую-то яму, то ли в трясину, и я лечу в холодную бездну. И, разумеется, тут же просыпаюсь. Показалось, что я даже вскрикнул при этом. Схватил мобильник - до подъема еще десять минут. Сердце бешено колотится. На лбу ледяной пот. Что за сон?! Вот ведь к чему приводят излишние переживания. Надо научиться поменьше думать о проблемах и полностью полагаться на промысл Божий, тогда и спать будет спокойней, и сны станут не такими пугающими. Я выбрался из палатки. Пашка уже плескалась под умывальником. Я хотел было рассказать ей сон, но решил не тревожить девчонку всякими там видениями. Поэтому я, взяв себя в руки, тоже двинулся к рукомойникам.
- Доброе утро! Плохо спалось? - спросила Прасковья, взглянув на меня.
- Да ничего, вроде... - ответил я неопределенно.
- У тебя усталый вид.
- Да так, ерунда всякая снится...
- Это ты просто после вчерашнего сильно расстроился.
- Наверное. Эти бандюки меня здорово огорчили. Эх, попадись они мне! Я бы уж их на путь истины-то наставил!
Пашка усмехнулась и бросила мне на шею свое полотенце, потом серьезно сказала:
- Сегодня начнут завозить кирпич для ремонта храма. Батюшка обо всем уже договорился. У нас будет задача укладывать кирпичи под навес, штабелями.
- Что же, дело нехитрое, - хмыкнул я, утирая лицо. - Сделаем и это.
Мы взялись за руки и пошли в столовую греть чай для пробуждающегося лагеря.
КЛАД
Через два дня я, отпросившись у Людмилы Степановны, отправился в Никольское за молоком от дяди Миши. Пашка пойти со мной, к сожалению, не смогла: у нее нашлись важные дела на кухне. Отец Григорий уехал в город, и за ходом дел в храме следил брат Феодор. Время уже близилось к полудню. Парило нещадно. Цветки на лугу поникли и опустили свои головки. В ближайшие часы следовало ожидать дождя и, возможно, даже грозы и града. Но меня это обстоятельство не пугало. Я был уверен, что успею сгонять в село и вернуться обратно еще до того, как темные тучи заволокут лазоревый небосклон. Где-то на опушке леса тревожно кричала птица: «Аяй! Аяй!», что, судя по народным приметам, тоже сулило скорую непогоду. Голоса раздавались зычно, и было слышно, как урчит далеко трактор, мычат на стойбище коровы, покрикивают на пруду малыши. Воздух разреживался, открывая дорогу буре. Я гордо шел в фирменной футболке «зернышек», подаренной мне батюшкой в День России в награду за хорошую работу, и напевал: «Тра-та-та-та, погода злится, тра-та-та-та, гроза грозится, как говорится, быть беде! Но смелое сердце врага не боится и друга не бросит в беде!»[7]
