праведника: без эмоций, без видений, без страхов и волнений... Жаль только, что длилось это всего четыре с половиной часа. А когда это время истекло, прохладная и мягкая ладонь Паши легла на мое плечо. Я открыл глаза и, увидев милый девичий профиль, тихо спросил:
- Что, уже пора?
- Да, пошли, а то еще опоздаем на автобус.
Я мигом поднялся, заправился и выбрался из палатки. Девчонка уже двигалась в сторону села. Я мухой слетал в туалет, наспех умылся ледяной водичкой, покряхтел от рассветной свежести и, точно Зоська, мелкой рысью припустил за Прасковьей и настиг ее тогда, когда она уже входила в селение.
- Как ты поднялась?! А я что-то разоспался... Дорвался до своего «лазарета»! Если бы не ты, проспал бы, наверное, до обеда!
- А я так и не заснула... - отозвалась Прасковья. - Столько всяких мыслей навалилось... Да и к исповеди готовилась.
- Да какие уж у тебя грехи-то?!
- Это только кажется, что все чисто, а покопаешься - так целый воз наберешь...
- Да, ты права... Грехи эти, они еще раньше нас рождаются... - вздохнул я.
Автобус пришел с опозданием на 20 минут. Пашка стала волноваться о том, что мы можем опоздать на воскресное Богослужение. Компанию нам составили лишь местные бабульки, которые ехали в город, кто тоже в храм, а кто и на базар торговать зеленью, овощами да продуктами животноводства. Всю дорогу бабушки нас нахваливали, говоря, что вот какие мы молодцы и умники: не поленились рано встать и ехать в церковь; такие молодые, а в Боженьку веруем, стараемся все делать честь по чести; и Преображенский храм восстанавливаем, чтобы их детей и внучат-оболтусов к вере приучить и чтоб им, старым, было удобнее посещать службы и все требы исполнять. Нам было очень неудобно и стыдно чувствовать себя апостолами и предметом всеобщего внимания. Мы смущались, потели, вздыхали, натянуто улыбались, мечтая поскорее добраться до города. И все же, с другой стороны, было приятно слышать такие слова от старых и опытных в жизни людей и чувствовать себя причастными к такому особенному и великому чуду, как наше дивное православие!
Как мы ни торопились, но все-таки немножко опоздали. Мы вошли в храм, когда уже были прочитаны часы и началась Божественная Литургия. Диакон возглашал Великую Ектению: «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию!», а хор отвечал: «Господи, помилуй!» Мы перекрестились, поклонились и тихонечко влились в общую массу молящихся прихожан. И служба потекла своим привычным чередом: антифоны, ектении, вход с Евангелием... Перед причащением батюшка вышел исповедовать верующих. Когда подошла наша очередь, Пашка пропустила меня вперед.
- Георгий! - сказал я и склонился перед священником. Исповедь потекла сама собой. Хоть это дело и сугубо личное, но вам, друзьям моим, я скажу, в чем я тогда покаялся Господу. Сказал, что ударил ногой человека, что угрожал людям оружием и что, возможно, и выстрелил бы! (Батюшка удивился моим откровениям и попросил поподробнее рассказать, как и при каких обстоятельствах это произошло). Еще я упрекнул себя в том, что участвовал в конкурсе ругательств, гордился, хвалился, бахвалился, своевольничал, тщеславился, дни постные нарушал, порой ел без меры, угождая чреву своему...
Выслушав меня, священник накрыл мою голову епитрахилью и прочел разрешительную молитву Я перекрестился, поцеловал Крест и Евангелие и отошел в сторонку. Сильное облегчение сразу же посетило мою душу, точно теперь я принял ту лесную баньку на кордоне, только уже изнутри. Я оглянулся. Пашка о чем-то очень-очень быстро говорила батюшке. В чем же она могла каяться-то?! Ведь Прасковья никого не била, не унижала, не оскорбляла, не осуждала, не обижала, всем все прощала, все терпела... Разве, что в мыслях посетило ее? Или сочла недостойной съесть пищу этих «нимформалов»? Или винила себя за то, что обманула Людмилу Степановну, отправляясь на самом деле за кладом, а не за грибами? Видя, как волновалась на исповеди девчонка, я подумал: «Ведь тебе, Жорка, чтобы достичь Пашкиной чистоты и духовности, надо еще расти и расти, а, стало быть, если уж и ей по-прежнему есть еще в чем упрекнуть себя пред Господом, то тебе-то уж и подавно... Сегодня ты, скорее всего, исповедовал лишь крупные свои грехи и промахи, а многое, наверняка, еще осталось, так что надо будет более тщательно поработать над собой и покопаться в тайниках душевных...».
Пашка подошла ко мне и улыбнулась. Лицо ее было светлое, радостное, почти такое же, какое девчонка имела, выйдя из лесной баньки.
Я тоже улыбнулся ей, и мы дотронулись друг до друга только лишь кончиками пальцев. Потом встали рядом и стали дожидаться окончания службы и отпуста. Когда Царские Врата закрылись, мы положили три поклона и вышли из храма. До автобусной остановки шли молча и только чему-то улыбались. Мы были счастливы от того, что очистились и освободились ото всего, что тяготило и мучило нас в последнее время; и еще от того, что мы рядом и можем вот так запросто держать друг друга за руку; и от того, что сегодня отличная погода, весело поют птицы, цветут на
