ничем не заморачиваться, никому не быть должным, ни за что не отвечать. И тут же всплыл весь перечень собственных проблем, которые необходимо срочно решить: с Максименко встретиться, с родителями погибших самому поговорить, Поремского подстраховать, может, даже и вместе допрос судьи Камолова провести... В который раз мелькнула мысль: зачем мне это все? Может, Ирина свет Генриховна права и пора на покой? На почетную и размеренную преподавательскую работу? Вторую неделю ведь жена дуется: он опять ее с именинами не поздравил – забегался. А она, между прочим, намекала еще в сентябре, когда он только-только задело об убийстве Калачева[6] взялся: смотри, мол, Турецкий, в этот раз не напутай... Эх...
Но в который уж раз – и не сосчитаешь – Александр Борисович привычно отогнал эту крамольную и малодушную мысль прочь, сложил листок, начинающий мокнуть у него в руке, сунул анонимку в нагрудный карман и, вздохнув, сел за руль.
Глава 7 ТРЕНЕР-ОТРАВИТЕЛЬ?
Галя Романова дождю была рада. Вообще, это было ее естественным состоянием. Она любила жизнь и улыбалась миру.
Это ничего, что в жизни случаются беды и неудачи. Тем ярче потом чувствуется прекрасное. А прекрасного в мире много, но самое лучшее – это, конечно, любовь. Она непрерывно влюблялась еще в школе. Но отличница и толстушка не вызывала ответного интереса у мальчишек, искавших глупеньких принцесс, и ее невостребованные чувства тоже быстро проходили. А вот после школы...
Это было потрясающее лето. Старательной и одаренной отличнице Романовой все учителя школы прочили золотую медаль, но она, не полагаясь на прежние заслуги, выкладывалась полностью, готовясь к каждому выпускному экзамену так, словно за оценку ниже «пятерки» ее, не выводя из аудитории, расстреляют. Нервное напряжение дало о себе знать головными болями и приступами слабости. На выпускном балу, осушив всего один бокал шампанского, она упала в обморок и очнулась только в кабинете врача. Обнаружив у девушки повышенное давление, врач посоветовал матери отправить ее куда-нибудь отдохнуть от книжек.
И мать отправила ее к своей сестре в Сочи на целых три месяца. Там-то и встретила Галочка первую в своей жизни настоящую любовь. Это был тренер по теннису, заниматься которым девушка решила, чтобы похудеть.
Как же он был хорош в то лето, Никита Михайлов! Зрелый спортивный тридцатилетний бог... Нет, могучий языческий бог, отрастивший бороду русского мастерового. Вилась светлая борода, вились вокруг невысокого, но широкого лба пушистые волосы. Эти волосы вспыхивали золотом, когда он наклонялся к Гале, твердо и ласково обхватывал кисть ее руки, показывая, как держать ракетку. Он был очень деликатен, никогда не сердился, если Галя совершала ошибки или упорно не могла освоить какой-либо прием. В этом спортсмене было что-то от рафинированного интеллигента... Он был похож на худощавого Максимилиана Волошина и, кстати, стихи Волошина любил и знал наизусть. Галя в ответ цитировала Цветаеву, Блока и Мандельштама. Они перебрасывались теннисным мячиком и стихами.
Учитель и ученица, классическая ситуация...
Господи, как давно это было. Почти восемь лет назад.
А потом – разрыв. В ответ на ее признание – онегинская отповедь. Тоже классика...
Раньше назначенного срока Галя уехала домой, вопреки уговорам тети Сони, привязавшейся к племяннице, погостить еще. Любимые книги и постоянные сражения с мамой, которая пыталась заставить доченьку нагулять толстые прежние щечки, немного отвлекли ее от любовных переживаний. А потом пришло известие о гибели тети Шуры Романовой, и потрясенная Галя дала себе слово пойти по ее стезе...
Галя не хотела думать о страшной недавней смерти Никиты Михайлова. Вспоминать о том, что его место в жизни – на работе и в доме – занял профессиональный безжалостный убийца.[7] Но ведь это печальное обстоятельство ближе познакомило ее с Денисом Грязновым. И беспокойное ее сердце снова оказалось открытым для вечного чувства. Ведь без него нет человека.
Галя знала точно – нельзя согреться чьим-то теплом, как бы его ни было много, если ты сам не чувствуешь необходимости отдавать свое или, упаси Боже, и вовсе не ощущаешь в себе этого чуда, этого волшебного сгустка – потребности любить и дара очаровываться людьми. И если все же этой потребности нет, то каким бы лишенным сантиментов ни казался сам себе человек, ему все равно ужасно холодно. Просто зачастую он этого не осознает до поры до времени...
Это ничего, что Денис пока не готов. Но он уже, сам того, быть может, не сознавая, стремится к ней всем сердцем. И расстался со своей Настей. И непременно поймет вскоре, что его счастье – с ней, с Галей...
Доблестная сотрудница Первого департамента МВД, бодро шагавшая по улице прямо по лужам, мечтательно улыбалась. И вдруг нахмурилась на мгновение.
«Жалко, – подумала, – что Сан Борисыч не привлек „Глорию“ к этому делу».
Так, под холодными струями дождя, но с горячим сердцем, подошла Галя к двухэтажному корпусу, на двери которого красовалась солидная бронзовая вывеска: клуб «Агидель-спорт». «Надо же, – мелькнула мысль, – снова ведь теннис...»
И девушка, с трудом потянув на себя тяжелую дверь, вошла внутрь.
Из-за дождя теннисисты играли сегодня под крышей, на кортах с синтетическим покрытием. Из-за огромных дверей от стены до стены тренировочного зала, которые так и подмывало назвать воротами, доносился монотонный ритмичный звук стукающихся о ракетку и об пол мячиков. Направо уходил длинный коридор с раздевалками, перед которым за столом сидел не то охранник, не то билетер. Возможно, этот униформенный медведь в человечьем обличье совмещал и обе функции. Вдоль всей стены шли витрины с кубками, памятными знаками и прочими призами и стенды с фотографиями. На стенде в фойе – рядом с входной дверью – висела сетка занятий по группам, перечень необходимых документов для оформления постоянного пропуска, расценки по культивируемым видам спорта.
Галина задержалась перед ним, стараясь высмотреть номер кабинета или телефон директора, с которым хотела поговорить в первую очередь.
– Здравствуйте. Вы записываться?
Единственная посреди огромного зала – женщина лет за тридцать пять сидела на скамеечке в двух шагах от объявлений и смотрела на мокрую, но веселую Галю с усталой улыбкой..
– Хочу сына записать, – не моргнув глазом ответила Романова.
– Я тоже с сыном. А сколько вашему?
– Десять.
А что? Если и преувеличение, то небольшое. Встретилась бы Галя в то сочинское лето не с Михайловым, а с Денисом, их сыну вполне могло бы быть пусть не десять, а лет семь точно.
– Большой, – кивнула собеседница. – Но знаете? Здесь детских групп вообще-то нет.
– А как же?..
– Мой-то? – догадалась женщина. – Ну мой Ванечка постарше на год. И его Вениамин Борисович сам отобрал...
– Вениамин Борисович? Директор?
– Нет. Директор Файзуллин. Он сам не тренирует. А это Шульгин. Тренер знаменитый. Он Асафьева тренировал. Помните? Простите, вас как звать?
– Галей. Это тот, который разбился? – Галина и не подозревала, что первый же встреченный ею в «Агидели» человек будет каким-то боком касаться расследуемого дела.
– А я Ира. Тот, да. Вот после смерти Артура тренер и стал искать воспитанника. Ну и высмотрел Ванюшу моего у Баркова.
– А это?
– Тоже тренер, – улыбнулась догадливая Ирина. И, сообразив что-то, обрадовалась: – Вот ведь вам куда надо. В Теннисный центр на улицу Касаткина. К Баркову. Хотя?..
– Нет уж, – Галя прервала паузу. – Начали, так договаривайте. А то насоветуете мне...
– Да нет. Он очень хороший тренер на самом деле. Все хвалят. Просто в последнее время нервный какой-то. На Ванюшку кричал. Хотя и другие кричат, когда по делу. – Ирина осеклась, раздумывая, сказать
