– Понял, мигом, – снова кивнул охранник и снова исчез.
Внезапно натяжение кабеля спало, после чего он и вовсе обвис. Спустя еще секунду из земли выполз лохматый хвост.
– Это змея! – засмеялась Галина. – Это огромная кобра!
– Это не кобра, это боа констриктор! – заржал Белоусов, но вдруг лицо его застыло в глупой гримасе. – Что? Что-о-о?!
Сабанов уже бежал к трактору.
Некрасов оторвался от калькулятора, вопросительно посмотрел на жену.
– Оборвалось?.. – сжалась она под его взглядом. – Просто кабель оборвался?.. Да?
Антон напряженно наблюдал за Сабановым, который что-то доказывал трактористу – тот уже выбрался из кабины и, почесывая шею, смотрел на скрутившийся под его ногами огрызок кабеля.
– Ну что там? – сложив ладони рупором, крикнул Некрасов.
Сабанов в ответ лишь руками развел.
– Получили? – вдруг зло расхохотался Антон. – А я же предупреждал!
– Когда? – растерянно хлопнул глазами Белоусов. – Что предупреждал?
– Так вы же не слушаете! Вы вообще никогда меня не слушаете!
Рядом с ними опять возник охранник. На этот раз он держал в руках бутылку вина.
– А ты чего здесь? – окрысился на него Антон.
– Отстань от него! – рявкнул Некрасов.
– Да пошел ты!
– Сволочи! – сказал Белоусов. – Как мальчишек надули!
Антон выхватил у охранника бутылку и быстро скрылся в темноте леса.
3
– Не было там никакого кабеля... – одними губами улыбнулась Ксения. – Десять метров с одной стороны и столько же с другой. А в середине пусто. Наверное, военные так пошутили...
– А что твой отец?
– Не мой, Антона.
– Ну конечно... – что-то сопоставил в уме Грязнов. – Автор Конституции России...
– Они решили ему не говорить. Верней, сказали, что все нормально, кабель вытянули и продали. Он еще много чего не знал. Поэтому и такие ошибки. Теперь сходится?
– Думаешь, Кирилл на него вышел? Или он на Кирилла? Но зачем?
– Если бы ты пришел на час раньше, то смог бы сам его спросить.
– Владлен Николаевич был у тебя? – удивился Денис.
– А что тут такого? Родные люди.
– Нет, ну после всего... Его же сын из-за тебя...
– Знаешь, и так, оказывается, бывает, – развела руками Ксения.
4
Щербак сидел рядом с бабушкой-вахтершей в комнате с зашторенными окнами. На мониторе компьютера щурилось похожее на отнюдь не дружеский шарж лицо мужчины.
– Нет, брови совсем не такие... – с сомнением в голосе произнесла бабушка. – Лохматее.
Щербак щелкнул мышкой. Брови отъехали в сторону, и на их месте встали другие, полохматее.
– Нет, опять не то.
– Может, все-таки с усами попробуем?
– Не было у него усов! – убежденно сказала бабушка, но вдруг опять засомневалась. – Давайте попробуем с усами, если вы так настаиваете...
Составили фоторобот с усами, затем снова их «сбрили». Бабушка продолжала сомневаться. У Щербака с непривычки слезились глаза, он же не подросток, чтобы вот так целый день сидеть перед монитором.
Но свидетелей было еще много, и следующая бабулька отвергла прежнюю работу категорически.
– Ничего общего!
– Совсем ничего?
– Абсолютно.
– То есть ни капельки?
– Уши уж больно большие, как у этого... Ну как его...
– Чебурашки?
– Да, и уши, и глаза, и... вообще.
– В человеке все должно быть прекрасно...
– Но главное – у того были усы!
«А Грязнов сейчас, наверное, с девчонкой какой-нибудь развлекается, – с тоской подумал Щербак. – Хорошо быть начальником...»
5
Карандаш сломался, бумага порвалась.
Точить другой было бы глупо и странно. Он поискал на столе, нашел шариковую ручку и, выдернув новую страницу из блокнота, что-то быстро написал. Поискал глазами, куда бы положить записку, но не нашел, оставил на столе. Некоторое время стоял, глядя себе под ноги, а потом медленно, словно во сне, обернулся. За ним был шкаф с оружием...
– Не могу!.. – Губы Максимова жалко затряслись. – Не могу...
– Стоп! – сказал Вакасян. – Все нормально, очень хорошо, очень точно в зерно попал, очень точно.
Съемочная площадка притихла. Все затаились, как мыши.
Максимов уперся руками в стол, громко вздохнул и задержал дыхание. Затем с силой выдохнул, грубо смахнул с накрашенной ресницы слезу.
– Все, я в порядке.
– Попробуем еще разок? – осторожно предложил Вакасян. – Или перерыв объявим? Хочешь, мы объявим перерыв?
– Работаем, – хрипло сказал актер.
– Мотор! – скомандовал Вакасян.
Максимов долго держал в вытянутой руке пистолет. Затем приставил его к голове и... в голос разрыдался.
– Стоп, – понуро скомандовал Вакасян.
– Перезаряжаемся, – пыхнула папиросой Успенская.
– В двух кассетах орешки остались, – сказал рослый помощник оператора. – Дощелкаем?
Успенская равнодушно махнула ему рукой: мол, давай.
К Максимову подлетела гримерша с огромным ватным тампоном в руке. Актер сгреб ее в охапку, крепко прижал к себе, и они оба затряслись в такт его рыданиям.
– Не снимем сегодня, а, да? – материализовался обеспокоенный Варшавский.
– У кого-нибудь есть психолог знакомый? – тихо спросил окружающих Вакасян.
– У меня есть, – встал с раскладного стула Морозов. – Я сам психолог.
Затем вызвали «скорую». Над Максимовым долго колдовали врачи, тыкали ему в нос ватку с нашатырем, мерили давление.
– До свадьбы заживет, а, да? – крутился возле него Варшавский.
– Марик, отстань, – морщился актер.
Морозов перебирал пистолеты в шкафу, внимательно рассматривая каждый со всех сторон.
– Ну сколько можно повторять, чтобы к оружию не подходили! – окликнул его пожилой пиротехник.
С того дня как вскрылись делишки, которыми занимались Гарипов с Линьковым, весь пиротехнический цех перетрясли, половину народа поувольняли для профилактики, а на их место набрали новых.
– Спокойно, этот товарищ из милиции, – заступился за Морозова Вакасян.
– Я готова... – заговорщицки подмигнула им Успенская.
– Только Дениса позову... – Морозов трусцой направился к выходу из павильона.
– Прошу минуточку внимания! – Вакасян несколько раз громко хлопнул в ладоши. – Сейчас мы по просьбе наших друзей из правоохранительных органов попытаемся провести нечто схожее со следственным
