Что касается Александра Борисовича, он, кажется, уже в сотый раз засел за материалы дела Сурина, на этот раз – те, что привез самолично, скопировав нужные бумаги, из следственного отдела МУРа: после знакомства с Силиным его вера в электронно-математическую идею несколько пошатнулась, а все традиционные или, как их привычно называли, «типичные криминальные версии», связанные с поисками Январева, себя явно исчерпали... Приходилось констатировать факт крайне неприятный, в практике Турецкого редкий: следствие топталось на месте.
По Сурину-младшему, в частности, версию можно было смело на данном этапе отсекать: Анатолий Вадимович с отцом практически не контактировал. Свидетельствовала об этом не только его убитая горем жена, но и близкие знакомые, друзья семьи... Что касается научных связей, по словам военных, исследования тот вел в столь узкоспециальной сфере, что у него конкурентов не то что в России, а и за рубежом-то было раз-два и обчелся.
Турецкий – уже в который раз! – открыл показания супруги Сурина-младшего и глубоко задумался: женщина настойчиво твердила одно и то же: мол, наверняка ее мужа убили не без участия вдовы Вадима Вячеславовича, так же как и самого Сурина-старшего. Убили из-за наследства, которое и впрямь впечатляло... Чего стоила только сумма, выявленная Центробанком, которую Вадим Вячеславович ухитрился переправить в Антверпен-банк!.. С такими деньжищами Сурин-старший, перебравшись за границу, мог спокойненько жить там на пару с женой, ничего не делая, хоть два века... Еще бы и сыну и внукам осталось...
Убеждение Елизаветы Максимовны Суриной в том, что и отца, и сына заказала молодая вдовушка, разделяла исключительно ее свекровь, мать Анатолия, и надо сказать, что ни та, ни другая последнюю жену банкира в глаза не видели... Зато все те, кто общался с этой парой, включая и не самых отчаянных доброжелателей Вадима Вячеславовича и Ларисы Сергеевны, подобную вероятность отрицали! Сюда же можно было отнести и мнение капитана Александрова, общавшегося с овдовевшей банкиршей... Пора, пора было и ему, Александру Борисовичу Турецкому, познакомиться с молодой и, говорят, красивой вдовушкой!
– Слушай, Саня, это... это кто у тебя там?! – Турецкий, углубившийся в свои мысли, не слышал, как открылась дверь кабинета, и, вздрогнув, уставился на нарисовавшегося на пороге Костю Меркулова.
На физиономии Константина Дмитриевича заметнее всего были глаза, округлившиеся от изумления так, словно их перерисовали заново – циркулем. Слегка приоткрыв рот, он показывал пальцем куда-то себе за спину, и Саша не сразу понял, что указующий перст начальства направлен в сторону кабинета отпускника Померанцева. А поняв, не удержался и фыркнул.
– Ты что, усыновил какого-то рыжего нахаленка?!
– Почему «усыновил» и почему «нахаленка»? – никак не мог сдержать свое веселье Турецкий. Уж больно потешный вид был у Меркулова.
– Иду мимо, слышу, кто-то в Валерином кабинете бормочет... Заглядываю, а там
Александр Борисович к этому моменту уже не просто веселился – неприлично ржал, почти улегшись на разложенные на столе бумаги. Но, обнаружив, что физиономия Меркулова начала менять цвет, наливаясь румянцем, сумел-таки взять себя в руки.
– Не обращай внимания, Костя, – пробормотал он, – это гений математики и электроники, вместе взятых, он реализует ту самую мою идею, – помнишь, я тебе говорил и ты даже вроде бы одобрил?
– Кошмар! – констатировал Меркулов и, тяжело протопав через кабинет, опустился в кресло. – Да ему же лет пятнадцать!..
– Во-первых, девятнадцать. А во-вторых, чтоб ты знал, нынешние гении именно так выглядят. Ты уж его прости, откуда ему было знать, что ты важная шишка?
Константин Дмитриевич подозрительно посмотрел на Саню и, поколебавшись, махнул рукой:
– Ладно, черт с ним... Что, совсем хреново?
Меркулов кивнул на разложенные на столе бумаги, а Турецкий сразу посерьезнел.
– Да, я как раз сидел и думал на означенную тему, – нехотя произнес он.
– Что-нибудь надумал? Я имею в виду – новенькое? Разумеется, если не считать того рыжего пацана!
– Не хочется в сотый раз повторять, до какой степени следствие уперлось в отсутствие беглого Январева, но куда деваться? А по части «новенького»... Я вдруг подумал: зря мы все-таки до такой степени игнорируем вдовушку... Все-таки она бывшая королева красоты, – следовательно, артистизма девушке не занимать. Что, если обвела вокруг пальца всех, включая Олега?..
– Словом, ты, я так понимаю, все-таки решил вернуться к этой частной версии? – задумчиво произнес Меркулов. – Ты знаешь, я вообще-то и сам хотел тебе это предложить, затем и шел к тебе. Несмотря на то что один мой знакомый, оказавшийся кем-то вроде друга их семьи, вчера с полчаса уверял меня, что Лариса Сергеевна не может быть в этом замешана...
– Аргументировал, вероятно, тем же, что и остальные свидетели, – предположил Турецкий. – Мол, любила мужа чуть ли не дочерней любовью, жила за ним как за каменной стеной, после своей провинции... Верно?
– Не только, – улыбнулся Константин Дмитриевич. – Мой знакомец, между прочим, Ларису Сурину недолюбливает. Считает типичной провинциальной штучкой, вцепившейся в банкирский кошелек, а вовсе не в самого «папочку».
– И тем не менее?
– Да, и тем не менее он считает, и вполне аргументированно это доказывает, что у девушки, для того чтобы провернуть подобную «операцию», просто-напросто не хватило бы ни мозгов, ни связей... В Москве она из «папиков» только с Суриным и успела познакомиться, все остальные знакомцы Ларисы Сергеевны – общие с мужем и появились после замужества. А единственная подруга, с которой подружилась, надо добавить, всего за несколько недель до знакомства с банкиром, тоже погибла.
– Знаешь, – вздохнул Александр Борисович, – если бы завещание Сурина-старшего было составлено иначе, у меня по этой версии было бы по меньшей мере двое подозреваемых, а так – она одна.
– Да, жена младшего сюда не вписывается, – кивнул Меркулов, – видать, не слишком жаловал банкир свою невестку, если оговорил такое условие...
– В случае безвременной смерти сына оставшаяся бесхозной часть состояния за исключением десяти процентов, кажется, переходит к любимой жене... – процитировал автоматически Турецкий.
– А невестке с внучкой фактически шиш, – кивнул Константин Дмитриевич. – Хотя и десять процентов в чьих-то глазах – не такая уж маленькая сумма, а? Согласен?
– Согласен с тобой я был еще три дня назад, когда сориентировал Погорелова покопаться вокруг вдовы номер два... Посмотрим, что это даст... Да, Сурин-старший в любом случае свекром, а главное – дедом был никуда не годным.
– Он прежде всего человеком был никуда не годным, – поморщился Меркулов. – Ну ладно... Сурину когда думаешь вызывать?
– Я думаю, для начала неплохо было бы мне самому к ней прокатиться, поглядеть на дамочку, так сказать, в ее естественной среде. Прихвачу Александрова – он там уже почти завсегдатай – и прокачусь, тем более что и предлог есть: нужно вернуть в кабинет хозяина часть бумаг, ненужных следствию, а с домашнего кабинета снять печати... Попробуем провернуть дельце завтра.
– Что еще? – прищурился Меркулов.
– Как догадался, что это не все? – усмехнулся Александр Борисович.
– А то я тебя не знаю!
– Конечно нет! Я и сам-то себя не то чтобы хорошо знаю... А мысль мелькнула и вовсе только что: отправлю-ка я Володьку Яковлева, разумеется с разрешения Славки Грязнова, который трясется над своим лучшим опером, в далекий город Н. – пусть на месте покопается в невинной жизни нашей вдовушки... Вдруг да всплывет какая-нибудь интересная деталька, доселе никому не ведомая?
– Хитер бобер, ничего не скажешь, – буркнул Меркулов. – Ты хоть представляешь, какие командировочные от нас потребуются? В эдакую-то даль?!
