но отыскались следы «макарова», номер которого экспертам удалось восстановить полностью. Неважно, что, как ни старались специалисты, с обгоревшим основательно «калашом» аналогичный эксперимент не прошел. Дело в том, что Грязнов и его оперативники успели выяснить по своим каналам: упомянутый «макарыч» был около трех лет назад списан и уничтожен (по официальным данным) по причине «искривления ствола», из части, находящейся рядом с небезызвестным городом Н., исторической родиной Ларисы Сергеевны Суриной...
– Ну и что ты в этой связи думаешь? – поинтересовался Александр Борисович у явившегося в Генеральную прокуратуру по его вызову Саввы Алексеева.
– Ну... – Савва Васильевич немного помолчал, собираясь с мыслями, – с одной стороны, нельзя исключать совпадения, хотя я в них не особенно верю.
– Я, представь себе, тоже, – усмехнулся Турецкий.
– С другой – гражданка Сурина ведет себя, я бы сказал, так, как и должна вести женщина, потерявшая мужа и горюющая по нему... Если честно, не знаю, что и думать! Вдовушка как-то не производит впечатления гениальной актрисы. Да и вообще, красотки редко бывают одновременно умными или там талантливыми...
Он смутился и замолчал.
– Могу еще кое-что к твоим соображениям добавить, – ободряюще кивнул Александр Борисович. – Наша Лариса Сергеевна действительно всерьез боится... Другой вопрос – за свою жизнь, кого-то или чего-то конкретно? Возле нее сейчас находится наш человек, фактически круглые сутки. В общем, вряд ли даже очень талантливый артист способен разыгрывать публику столь достоверно двадцать четыре часа подряд без перерывов на обед! Дело, однако, в том, что в особняке все-таки есть персона, которая лично меня интересует все больше и больше...
– Да, Александр Борисович, – кивнул Савва, – я понял. Вы имеете в виду эту ведьму – ее няню. Только вот в чем дело: сколько ни думал, понять, для чего бы этой бабке такую кашу заваривать, а главное – нанимать киллера, не могу. Ну хоть убей, не понимаю!
– Не забывай, что на киллеров нынче еще и бабки нужны, причем немалые. М-да!
– А прослушка, как вы и без меня знаете, ничего пока не дала.
– Знаю. Но ведь и слушаем-то мы всего ничего, пару дней. Кстати, в доме ничего не заподозрили, когда ставили?
– Нет, что вы!
– Точно! Сказали, что с кабелем проблемы, под этим соусом наши спецы все что нужно и сделали... Лазили, так сказать, на «законных» основаниях...
– Скорее, на веских, – усмехнулся Турецкий. – Ну ладно, возможно, после допроса Январева что-то прояснится... И все-таки копать вокруг Суриной, так же как вокруг ее погибшей подруги, надо!
– Когда Январева начнут раскручивать?
– Сегодня решили дать ему слегка отдышаться. Собственно говоря, Савва Васильевич, я тебя еще из-за этого вызвал: жду завтра к полудню...
– Наверное, и Владимир Михайлович, и Вячеслав Иванович тоже будут присутствовать? – поинтересовался Алексеев, явно польщенный приглашением Турецкого.
– Только Грязнов... Не стоит пока пугать Январева целой бригадой следаков... Прихватишь своего Бориса, протокол будет вести и за записью следить... Ну а у тебя пока, как я понял, ничего нового нет. Так что до завтра, Савва Васильевич!
Оставшись в кабинете один, Турецкий некоторое время размышлял, уставившись в заоконную даль, потом нажал кнопку селектора:
– Наточка, будь ласточкой, соедини меня с Грязновым-старшим!
– Сейчас попытаюсь, – пискнула секретарь с некоторым сомнением в голосе: застать Вячеслава Ивановича в его рабочем кабинете ей удавалось редко. Но на сей раз повезло, и через несколько минут городской телефон на столе Турецкого подал голос.
– Привет, генерал, почему мобильный отключил?
– Привет. Деньги кончились, а положить забыл, – отозвался тот. – Ну что, сидишь торжествуешь?
– Напротив, сижу думаю... Слушай, как бы мне максимально быстро связаться с твоим Яковлевым? У него, похоже, те же проблемы с мобильником, что и у тебя!
– Володя где-то через полчаса выйдет сам ко мне на связь. Что передать?
– Чтоб перезвонил мне как можно быстрее, я буду у себя.
– Не хочешь говорить – черт с тобой, – легко согласился Вячеслав Иванович. – Все равно ведь узнаю...
– Лень дважды говорить одно и то же, а не «не хочу», как ты решил! – возразил Александр Борисович и, распрощавшись с другом, положил трубку.
14
Если бы Ларису спросили, в какой именно момент она смирилась с Женькиным планом, ответить она не смогла бы ни тогда, ни теперь. Все происходило словно само собой... В какой-то из дней она поняла, что любовь (а в своей любви к Лопухину девушка не сомневалась) – это вовсе не то, о чем поют в попсовых песенках. Любовь – это прежде всего тяжело и больно, это состояние почти непрерывной борьбы, необходимость ломать себя... Точнее учиться себя ломать, чего прежде ей делать не приходилось.
С другой стороны – Сурин... Вадим, как она поняла позднее, был неплохим психологом: вел он себя в период ухаживаний за ней просто идеально! Ни разу не сделал попытки затащить в постель, зато окружил Ларочку столь плотным, однако совсем ненавязчивым кольцом заботы, так часто под разными, но всегда вполне приличными и вроде бы бескорыстными предлогами баловал девушку подарками, что очень скоро она привыкла ко всему этому, а заодно и к самому Вадиму. К тому, что он находится где-то рядом, зримо или незримо, чаще чем Женя. И вариант брака с пожилым, с ее точки зрения даже старым, банкиром уже не казался Ларочке столь ужасным... Люди вообще удивительно быстро привыкают ко всему хорошему. А в Сурине самым хорошим было даже не его богатство, а то ощущение нежной заботы, которое исходило от Вадима и которое – она это понимала – свойственно далеко не всем мужчинам: с ним надо родиться... Если бы Лариса знала тогда, чем все это кончится, если бы знала!..
Но откуда было ей в свои провинциальные двадцать лет знать, что люди, особенно богатые, властные, главное – привыкшие эту свою власть ощущать, не только одаривают своих избранниц присущей им нежностью и любовью, но и так же легко все это могут отнять в одно мгновение, чтобы «передарить» другой женщине?.. Вадим Вячеславович Сурин, о чем она тоже не могла знать, легко не только сходился с людьми, но и ничуть не труднее с ними расставался. Исключение представляли не более двух-трех человек из его окружения, с которыми он работал много лет. Но и то потому, что эти люди Сурину были нужны... У него вообще, похоже, отсутствовала эмоциональная память.
Лариса поняла спустя несколько лет, что винить Вадима за отсутствие эмоциональной памяти нельзя: ее у него нет от природы! Родятся же иногда люди без руки или с одной почкой вместо двух? Отсутствие органа можно зафиксировать реально или, допустим, с помощью рентгена. Отсутствие части души в медицинской карте не пометишь, но ситуация с этим аналогичная – таким уж он уродился!
Ну а тогда, около пяти лет назад, кто ж знал?.. Предложение ей он сделал в день, хуже которого она до той поры не знала: сразу после полудня должен был начаться последний тур конкурса, его первый этап (всего их предполагалось три). И даже самой глупой из участниц уже было ясно, кто именно выбьется в королевы, кто займет второе место, кто третье... А у Ларисы впереди полный пролет!
Сидя в общей гримерке, слишком тесной даже для того количества девушек, которые добрались до финального тура, Лариса в компании с Верой, тоже нервничающей, уныло дожидалась, когда визажист соизволит наконец заняться ею. Вера, впрочем, нервничала не из-за победы, на которую сразу не рассчитывала, а из-за того, что и в нынешнем году ей никто никаких контрактов не предложил и, в отличие от Дроздовой, на саму девушку ни один стоящий мужчина не позарился.
Поняв, что до нее у визажиста руки не дойдут еще долго и ждать придется не менее получаса, Лариса, которой надоело слушать Верины нудные жалобы на несправедливость судьбы, под каким-то предлогом покинула душную, пропахшую потом гримерку. И, едва очутившись в коридоре, столкнулась с Суриным. Девушка удивилась: так рано Вадим никогда не приезжал. К тому же в руках у него не было на сей раз уже привычного Ларочке букета пурпурных роз...
