– Ты откуда? – Она удивленно воззрилась на своего ухажера. Они уже перешли на «ты» по просьбе банкира, и она к этому тоже легко и быстро привыкла.
– Ларусик, мне нужно с тобой срочно поговорить, очень серьезно... – произнес он. И в самом деле поглядел на нее серьезно. Отчего-то она испугалась, сердце вдруг заколотилось. И едва выжала из себя:
– Что-то случилось?
– Пойдем отсюда, поговорим у меня в машине.
– Меня гримировать скоро должны, минут через двадцать!
Но Вадим уже вел ее по коридору на выход, крепко взяв за локоть. В машине он усадил Ларису на заднее сиденье, сам сел рядом, а водителю велел «прогуляться минут десять». Тот послушно исчез, и лишь тогда Сурин заговорил.
– Дорогая, – сказал он, – дорогая моя девочка, я должен тебя предупредить, на сегодняшний день ты запланирована этими козлами в число тех, кто покинет конкурс... Видит бог, я сражался за тебя как мог и проиграл...
Лариса охнула, на глаза навернулись слезы, сердце провалилось куда-то в пустоту. «Не может быть... Да как они смеют?!»
– Да вот так и смеют, – с горечью произнес Вадим: видимо, она произнесла последнюю фразу вслух. – Но у меня к тебе есть предложение... Только не отвечай сразу ни да ни нет, хорошо?
Лариса с трудом сосредоточилась на его последних словах, потрясенная какой-то просто глобальной подлостью и несправедливостью происходящего, с ужасом думая о перспективе позорного возвращения в Н. Подсознательно она все еще надеялась, что в последний момент все переменится... Или, скажем, решится на третьем, заключительном этапе, или ей достанется хотя бы второе место.
Сурин словно подслушал ее мысли.
– Домой тебе возвращаться нельзя, – мягко сказал он. – Такая красота, как у тебя, в провинции завянет как... Как тепличный цветок, высаженный на грядку!
Лариса не обратила внимания на нелепое сравнение.
– Что ты предлагаешь? – хрипло спросила она, не только не испытывая протеста против вполне предсказуемого предложения Вадима, но с ужасом думая, что он его не сделает.
Но Сурин в тот раз ее ожиданий не обманул.
– Я предлагаю тебе стать моей женой, – сказал он. – Я уже давно разведен, ты в курсе. И я... Я влюблен в тебя до безумия! Только не отвечай сразу «нет», подумай хотя бы один день...
Она не обратила тогда никакого внимания на то, что он сказал «влюблен», а не «люблю». И мысли не допуская, что этот взволнованный мужчина, в глазах которого, устремленных на Ларочку, читалась в тот момент мольба, мог подменять одно понятие другим преднамеренно... И спустя несколько лет напомнить ей об этом...
– У меня нет необходимости думать, – сказала она тогда, ощущая – или думая, что ощущает, – свою полную власть над этим взрослым, опытным и богатым мужчиной. – Я отвечу тебе, Вадим, прямо сейчас: да!
...Спустя полчаса она сняла свою кандидатуру с конкурса, рассказав об истинной причине только Вере и показав ей кольцо, которое Сурин после Ларисиного «да» надел ей на пальчик прямо в машине. На сей раз это был чистой воды бриллиант, оправленный в белое золото, причем бриллиант крупнокаратный. Никакой зависти Вера, во всяком случае внешне, не проявила, напротив.
– Умница! – сказала она серьезно. – Ты не представляешь, как я рада, что ты утерла нос этим плоскозадым коровам! К тому же я слышала, что твой Сурин не только богатый, но и вообще неплохой мужик... Знакомить с ним меня пока не прошу, выйди вначале замуж, а там, глядишь, он и мне кого-нибудь подыщет.
– Ты все-таки решила остаться в Москве? – спросила Лариса.
– Любыми путями, – кивнула Вера. – Если до конца конкурса мне так и не попрет, пойду хоть на рынок торговать, но домой не вернусь: мне хватило и прошлогоднего возвращения... Созвонимся вечером, да? Или ты теперь съедешь от своего Лопухина?
– Не знаю... – растерялась Лариса. – Вообще-то Сурин про Женьку без понятия...
– Ларка, немедленно перебирайся в гостиницу – в любую! Не дай бог, из-за этого все разлетится!
– У меня денег осталось мало, как я сниму номер? Разве что в общаге какой-нибудь студенческой!
– Вот дурочка... А Сурин на что? Теперь ты можешь у него просить что угодно! Он же жених! – И, увидев, как нахмурилась Лариса, поспешно добавила: – Ладно, денег я тебе дам, у меня есть, хватит и на тебя! Отдашь, когда сможешь!
В этот самый последний для них обеих день конкурса, тура, в котором Лара Дроздова уже не участвовала, Вере наконец тоже повезло. Как много позднее поняла Лариса – куда больше, чем ей: девушке все-таки предложили контракт. И хотя модельное агентство было не бог весть какое известное, так, серединка на половинку, к тому же предполагалось, что она будет демонстрировать одежду для «полных» женщин, главное – это была работа с гарантией на год... Уж за целый-то год в столице только полная дура не зацепится попрочнее. А Вера Дмитриевна Беляева была кем угодно, только не дурой!
Первое, на что обратил внимание Александр Борисович Турецкий, когда Марата Январева ввели в его кабинет сразу двое охранников, – что на этом огромном, явно килограммов за сто весом, мужике даже наручники сошлись еле-еле... Он представил себе на мгновение Январева в женском халате и парике – и лишь ценой немыслимых усилий сдержал улыбку. Точнее, смех, потому что не захохотать при виде подобной картины было почти невозможно.
Савва Васильевич, впрочем, и бровью не повел. Зато Борис Погорелов немедленно нырнул под стол, сделав вид, что возится с записывающей аппаратурой. Но Турецкий-то видел, как при этом мелко трясутся от беззвучного смеха плечи майора. Он подождал, пока тот, с совершенно покрасневшей физиономией, но вполне серьезный, выберется наружу: Александр Борисович его не осуждал, ведь если сам он только попытался представить Марата Константиновича в дамском обличье, то Борис видел, соответственно ему есть, что вспомнить!
Судя по всему, Январев почувствовал неординарную реакцию присутствующих на его появление. Однако вопреки ожиданиям и не подумал злиться. Крякнув, он осторожно опустился на жалобно застонавший под ним стул и, поморщившись, потер запястья, освобожденные охраной.
– Дьявол... – пробормотал он. – Больно... Если хотите, Александр Борисович, смейтесь на здоровье! Только, ради бога, чтоб дальше вас слух об этом... э-э-э... инциденте не пошел... Большая к вам просьба!
И он вопросительно уставился на Турецкого, потом перевел взгляд на Савву и лишь в последнюю очередь – на все еще свекольно-красного Бориса. Вот тут-то Погорелов наконец не выдержал и заржал самым неприличным образом, а к нему – тоже не выдержав – присоединились остальные. Даже Алексеев, обделенный чувством юмора от матушки-природы, и то пару раз хохотнул.
Последним к охватившему всех веселью присоединился сам виновник торжества, причем с самым что ни на есть довольным видом: мол, ловко я вас обвел вокруг пальца!
– Ну будет! – Александр Борисович кивком отпустил улыбающихся охранников. – Что ж, просьба ваша вполне понятна, конечно, мы пойдем вам навстречу, Марат Константинович.
– Тем более, – перебил его Январев, – что я и сам собирался к вам – по собственной, заметьте, инициативе... Не успел маленько!
И снова вопросительно уставился на Турецкого: а вдруг тот пойдет навстречу и оформит явку с повинной?
На сей раз раздавать обещания Турецкий не спешил, в свою очередь задав вопрос:
– И что же вас после столь долгого пребывания в подполье подвигло на мысль совершить визит в прокуратуру?
– Честно говоря, – серьезно произнес Январев, – поначалу задумывал я покинуть родные наши березки. Уж, поверьте, если б утвердился в данной мысли – покинул бы беспрепятственно.
Александр Борисович охотно ему поверил.
– А тут как раз и узнал насчет Вадьки Сурина. Много-то ума не надо, чтобы сообразить, что вашенские в два счета на беглого Марата это дельце кровавое повесят с большим удовольствием. Или я неправ?
