– Молодой человек, у меня странное ощущение, что мы с вами уже встречались. Один вопрос можно? – напрягся Тур. – Вы в каком клубе обычно проводите вечера?
В двери неожиданно появился неопрятный толстый мужлан, не помещающийся в такой же зеленый комбинезон. Он недовольно произнес:
– Ну скоро? У нас еще два вызова.
Приятный молодой человек, вынув визитку, обронил ее и, опустив глаза, тихо произнес:
– «Голубое сияние». Позвоните после пяти.
От наблюдательного Тура не ускользнул неприязненный взгляд толстяка. Он пропустил красавчика мимо себя и грубо закрыл дверь. Затем оба сели в автофургон и уехали.
Тур, наклонившись, поднял визитку. Она имела голубой цвет и запах тонких духов. Художник почувствовал, что в его жизни наступают некоторые перемены.
Фургон остановился за углом. «Сантехник» вышел уже переодевшимся. К нему подошел Турецкий и произнес:
– Ну как?
– Какие могут быть вопросы? Вам не понять, но передо мной ему не устоять, как вам перед вульгарной блондинкой! – ответил юноша, рассматривая ногти.
– Хорошо, – произнес Турецкий, – сейчас вас отвезут в ваш клуб, но запомните: с семнадцати до двадцати разговаривайте о чем угодно, но разговаривайте.
Тур в последнее время страдал от вынужденного одиночества. Раньше он мечтал о минутах, когда его оставляли в покое и появлялась возможность творить. Сейчас же вдохновение его покинуло. Загнанный в ловушку, не знавший, как из нее выбраться, он целыми днями просиживал перед чистым холстом.
Ему хотелось нанести на него состояние опустошенности своей души. Но чем больше размышлял над сюжетом, тем сильней понимал, что нетронутость полотна красками как раз и есть та великая идея.
Чабанов рассказывал о пластических операциях, о возможности безбедно жить где-нибудь в Португалии, об искуснейших адвокатах. Тур все пропускал мимо. Он стал осознавать, что его ничто в этом мире не держит. Оказывается, люди не просто суетятся, заводя семьи и любовниц, рожая детей, организуя предприятия и банды, начиная бесконечные монографии и съемки сериалов, строя дачи и сажая огороды, они обрастают якорями, которые позволяют сохранять некую стабильность своего положения. Они даже не пытаются искать оправдания своего существования. Просто им нельзя умирать, пока не доделаны все дела.
Тур же был абсолютно свободен. Он ничего не был должен никому, даже женщине, его родившей. Однако небольшое приключение несколько его взбодрило. Теперь все мысли были о телефонном звонке. Тур упал в кресло и уставился на часы.
Заглянувший в кабинет профессора Чабанова симпатичный молодой человек доложил:
– Виталий Игоревич, к вам следователь Генпрокуратуры Курбатов.
– Пусть заходит.
Александр шумно вошел и с ходу произнес:
– Я только на пять минут. Попрощаться.
– Версия относительно профессиональной деятельности, надо понимать, отпадает? – обрадовался Чабанов.
– Ну, скажем, остается небольшой вопросик. Что же за документы были в том чемоданчике Марка Борисовича? Но, похоже, мы нащупали ниточку.
– Что ж, хотелось бы, чтобы справедливость восторжествовала. Буду рад помочь чем могу, – кивнул профессор.
– Ну тогда ответьте. Вы не были знакомы с семьей Жбановского?
– Несколько раз имел честь общаться с женой по телефону. Однажды видел фотографию. У нас на вечеринки по праздникам многие приходят с женами, но Марк Борисович – никогда.
– Да, знаете, как ни позвоню вам домой, все время занято. У вас есть Интернет?
– Нет, – ответил Чабанов, меняясь в лице.
– Тогда виртуальные свидания отпадают. Одно из двух: либо ваша супруга очень общительный человек, либо сломался аппарат, – быстро произнес Курбатов. – А имя Виктор Тур, конечно, ничего вам не говорит?
– Н-нет, – промямлил Чабанов. – Это кто?
– Родной племянник. Не удивлюсь, если он лежит где-нибудь в лесу с перерезанным горлом. Ну все, спасибо за помощь. В суде увидимся!
– Ч-что? – рассеянно спросил Чабанов.
– Знаете, у следователей, как и у патологоанатомов, вырабатывается свой профессионально обусловленный черный юмор. Те, прощаясь, говорят: «До встречи на столе!»
Едва Курбатов вышел, профессор бросился к телефону. Естественно, он был занят. Задумчиво послушал короткие гудки. Затем набрал номер местной линии. Через минуту у него в кабинете «морж», кивая головой, выслушивал задание...
...«Наружка» зафиксировала, как в восемнадцать пятнадцать в подъезд вошел человек плотного тело– сложения с бритой головой и моржовыми усами. Он раскрыл чемоданчик и собрал из деталей, находившихся в нем, небольшую стремянку. Встав на нее, снял крышку распределительного телефонного щитка. Подсоединил двумя «крокодилами» телефонную трубку и принялся подслушивать чужой разговор. Через полчаса он понесся в сторону института.
Чабанов выслушал эмоциональный доклад своего помощника. Отпустил его. Сам же стал, ломая руки, наматывать километры по кабинету. Подошел к столу, набрал московский номер и произнес:
– Пятьдесят второй. Жду звонка тринадцатого.
Положил трубку, неуверенно полез в карман. Вынул монетку и бросил. Поймал, но смотреть не стал, так как заверещал мобильный телефон. В этот момент он принял решение.
– Привет, Виталий Игоревич, какие срочные дела заставили вас вырвать меня из кабинета, заметьте, замминистра?
– Здравствуйте Ан... извините, Маркиз. Дело вот в чем. Дней пять назад прибежал ко мне весь взмыленный Тур. Сообщил, что его ищет прокуратура, друзья-кредиторы и киллеры. Попросил убежища.
– Так он у тебя? – удивился человек, названный Маркизом.
– Да.
– Сейчас он сидит у тебя в квартире?
– Да. И я этого опасаюсь. Каждый день доставляю ему очередную дозу наркотиков, которую беру у разных подозрительных типов. Боюсь, не выдержит парень ломки. Расколется.
– Не волнуйся. Скоро его мучениям придет конец. Мы с ног сбились. А он вот, под боком.
– Жалко парня.
– Жалко, – согласился Маркиз. – Но он сам судьбу свою выбрал.
– Можно не в моем доме? – попросил Чабанов.
– Конечно. Ключи от квартиры завтра оставишь в почтовом ящике. Когда вернешься, обнаружишь их на месте. А вашего гения увезет «скорая» прямо на кладбище...
Когда таинственный незнакомец сообщил, что больше не может продолжать беседу, Тур даже всплакнул. Четыре часа разговоров о живописи, истории, человеческих отношениях пролетели незаметно. Виктора сильно удивило бы интеллектуальное развитие сантехника, если бы тот не сообщил, что просто подрабатывает, пока учится в аспирантуре. Едва Тур успел распрощаться, как щелкнул замок и вошел Чабанов. Профессор развалился в кресле и якобы случайно положил руку на телефон. Трубка оказалась горячей.
Наступило утро. Наконец настал момент истины. Турецкий, едва профессор покинул жилище, вынул ключи из почтового ящика и открыл дверь. Вошел в квартиру. Тур спал. Александр Борисович подвинул кресло к кровати и произнес:
