столичным жителям. На Сахалин гости тоже приезжают, но не чаще одного раза в жизни. Поэтому отношение к новому человеку практически такое же, как у индейцев во времена посещения их Христофором Колумбом.
На третий день пожирания красной икры под китайскую водку Курбатов неосторожно поинтересовался:
– Что это мы все дома, дома? А где знаменитая дальневосточная тайга?
Оказалось, слово гостя закон. Через пятнадцать минут три джипа, груженных водкой, скакали наперегонки по грунтовому подобию дороги.
Остановились на полянке, вдали от деревьев. Вышедший пожилой азиат, обсосав палец, определил направление и силу ветра. Затем взял косу и выкосил поляну. Тщательно сгреб всю траву. Подпалил. На этом представление не закончилось. Он достал аэрозольные баллончики и обработал место. Это послужило сигналом для начала пикника. К Курбатову подошел старший товарищ и по-дружески объяснил:
– Ты это, паря, если помочиться захочешь, в лес не ходи. И в траву не забредай. Просто стань на краю поляны и отлей.
– А что такое? – поинтересовался Курбатов, которому как раз это и требовалось.
– Клещ свирепствует, – сонно произнес местный житель. Затем, как бы желая успокоить, уточнил: – Правда, кусает лишь каждого третьего. Но и здесь не все так плохо, энцефалитом заболевает только каждый третий из укушенных. Ну и умирают не все, а только один из трех заболевших.
– А остальные? – чувствуя, как по ногам с земли начинают карабкаться членистоногие твари, уточнил москвич.
– Им хорошо, – довольно кивнул головой собеседник.
– В смысле?
– Дураками остаются.
Предупреждения оказалось достаточно, чтобы испортить весь отдых.
Поначалу Курбатов наивно считал, что все монголоиды на острове и есть коренное население нивхи. Однако оказалось, что их численность свелась к нескольким сотням.
Зато социальную нишу очень быстро заняли активные корейцы, которых на острове уже было процентов десять. Они оказались умными, не склонными к преступности, трудолюбивыми. Ненависть если и вызывали, то только у пьянчуг и бездельников.
Курбатов неожиданно близко сошелся с одной молоденькой девушкой. Внезапно понял восточную красоту. А в постели открыл неведомый мир Азии с ее вековыми традициями.
Света познакомила его с отцом. Нравы народа соответствовали природной терпеливости. Ни социальных, ни национальных, ни религиозных либо каких еще предрассудков они не испытывали. Получала дочь удовольствие от этого парня, напоминавшего борца сумо, и прекрасно.
Отец даже к нему привязался и учил основным премудростям выживания в тайге.
Они вместе ходили в мае за папоротником. Предварительно смастерив рубашки из женских колготок. Затем надевали колготки на ноги поверх брюк, на туловище, на голову. Клещ, обладающий прирожденной способностью цепляться к любой одежде и терпеливо путешествовать, пока не доберется до подмышек, паховой области или места за ухом, такого плода цивилизации, как капрон, вынести не мог. Поэтому, едва попав, скатывался на землю. К июлю он практически исчезал. Тогда Виктор Пак и Александр Курбатов отправлялись на рыбалку, охоту или на поиски мест для медитации.
Однажды отец с дочкой, не сказав ни слова, собрались и исчезли.
Оставшись без мудрого наставника, Курбатов полюбил ходить в тайгу в одиночку. Выпотрошит, бывало, все нервы, наговорится, устанет как собака, домой придет, наденет камуфляж, сапоги резиновые, ружьишко за спину – и в тайгу. Через полчаса усталости как не бывало. Пробежит километров сорок по бездорожью и домой возвращается уставший физически, но с умиротворенной душой.
Тайга словно помогала. Существуют, допустим, три версии. А в лесу поверку природой выдерживает одна. Остальные рассыпаются в прах, настолько нелепыми и надуманными оказываются.
Вскоре к прозрениям в тайге настолько привыкли, что пошел слух, будто место он знает тайное, где приходят откровения, и показал его старый шаман. Курбатов не раз, отправляясь в лес, обнаруживал за собой «хвост» из любопытствующих преследователей. Но проследить до конца никому не удалось...
Саша подошел к нескольким огромным рыбинам, лежащим на столе. Отогнул жабры, оценил цвет и степень заилистости. Принюхался и выбрал белого амура килограммов на пять. Затем, взяв крюк, изготовленный из электрода, подвесил рыбину на ближайшем дереве. Перебрал несколько ножей. Скептически отложил в сторону. Полез в барсетку и вынул подарок Рюрика работы Анатольича. Подошедший узкоглазый юноша откровенно сморщился и, взяв в руку тяжелый блестящий тесак, произнес:
– Рыба разделывается этим.
Курбатов посмотрел на парня, сильно прищурившись, словно передразнивая, и, развернув свой нож кверху лезвием, произнес:
– Руби!
Кореец замахнулся и ударил своим ножом по центру клинка. Его лезвие оказалось прорубленным на сантиметр. На курбатовском же не осталось и следа зазубрин. Наблюдатели встретили шоу аплодисментами.
Вдохновленный первым успехом, Курбатов дальше орудовал как артист. Он подрезал вокруг головы и плавников шкуру и снял ее вместе с чешуей, словно чулок. Затем начал срезать тонкие кусочки и бросать их в небольшой тазик. Вскоре от рыбины остался лишь хребет. К этому времени Света принесла зелень, овощи, пряности. Саша нарезал огурцы, помидоры, лук и перец. Затем в трехлитровую банку засыпал рыбу и влил две столовые ложки уксусной эссенции. Подняв банку, принялся, пританцовывая, потряхивать содержимое. Через пятнадцать минут оно в уксусе сварилось и побелело. Тогда туда пошли порезанные овощи, много жгучего перца и вместо соли соевый соус. Несколько мгновений повторного перемешивания – и блюдо готово.
Желающие принять участие в дегустации уселись за стол. На нем появились рисовые лепешки и несколько бутылок водки. Водка разливалась по пятидесятиграммовым стаканчикам. Не утруждая себя вставанием, упитанный кореец неопределенного возраста произнес:
– Ну за хе!
Потребление хе также особый ритуал. Выпивается водка. Затем ожидается, пока алкоголь растечется по жилам и слегка отдаст в голову. После можно брать палочками несколько кусочков блюда. Оно острое и обладает настолько непостижимым вкусовым букетом, что весь эффект, произведенный алкоголем, гасится мгновенно. Затем процедура повторяется. Человечеством еще не придумано блюда, более сочетаемого с водкой. О хе говорят, что оно хорошее, если после того, как кончится водка, из-за стола встаешь более трезвым, чем садился. Несмотря на то что русская душа начинала протестовать против бессмысленного перевода такого ценного продукта, как водка, забыть вкус хе было совершенно невозможно. Саша знавал язвенников, которые потребляли это блюдо килограммами.
Курбатов наконец понял, что обрел то, чего так долго искал. Он повернулся к Свете и произнес:
– Не замужем?
– И даже без парня.
– Что так?
– Сказать честно? – развернулась она. – Меня никто не ценил так, как ты. А это оказалось очень важно. У нас европейское воспитание, менталитет, привычки, но где-то в глубине вопят азиатские гены. Женщина создана дарить радость мужчине, и, чем он удовлетвореннее, тем она счастливей. Мы начисто лишены понятия «жить в свое удовольствие». Счастье женщины тем сильней, чем сильней ее ценят и любят.
– Завтра я заеду за тобой на рынок. Во сколько заканчиваешь?
– В восемь, – ответила она, пристально глядя в глаза. – У тебя кто-то есть?
– Нет.
– Приезжай за мной сегодня сюда когда сможешь...
...В состоянии легкого головокружения Курбатов вернулся домой. Как и следовало ожидать, Дашка ни к чему не притронулась. По всей квартире были разбросаны ее вещи. На балконе третий день болтались трусики и лифчики.
Она спала, бесстыдно раскинув ноги. Одежды на ней не было. Простынка лишь слегка прикрывала часть
