– Возможно, я не дам такого обещания, – медленно произнес Маскалл, – но я возьму более серьезное обязательство. Я никогда не подниму руку на живое создание, не вспомнив сначала тебя, Джойвинд.
Она немного побледнела.
– Если бы Пейно знал о существовании ревности, он мог бы ревновать.
Пейно нежно коснулся ее рукой.
– Ты не говорила бы так в присутствии Создателя, – сказал он.
– Нет. Прости меня! Я немного не в себе. Возможно, это кровь Маскалла в моих венах… А теперь давай попрощаемся с ним. Помолимся, чтобы где бы он ни оказался, он творил лишь благородные дела.
– Я провожу Маскалла, – сказал Пейно.
– Нет необходимости, – ответил Маскалл. – Дорога ясна.
– Но разговор сокращает путь.
Маскалл повернулся, чтобы уйти. Джойвинд мягко повернула его лицом к себе.
– Ты не будешь из-за меня думать плохо о других женщинах?
– Ты – благословенный дух, – ответил он.
Она тихо отошла в глубину пещеры и стояла там, размышляя. Пейно и Маскалл вышли на открытый воздух.
На полпути вниз на склоне скалы им встретился маленький родник с бесцветной, прозрачной и газированной водой. Утолив жажду, Маскалл почувствовал себя иначе. Все окружавшее его стало таким реальным по живости и цвету, и таким нереальным в своей призрачной загадочности, что он спускался по склону, как во сне.
Когда они достигли равнины, перед ними предстал безграничный лес из высоких деревьев, выглядевших совершенно необычно. Листья их были прозрачными, и, подняв взгляд, он увидел над собой как бы стеклянную крышу. Едва они оказались под деревьями, жара пропала, хотя солнечные лучи продолжали проникать – белые, безжалостные, слепящие. Нетрудно было представить, что они бредут по ярким прохладным полянам эльфов.
Через лес, начинаясь у самых ног, шла идеально прямая, не очень широкая дорога, уходившая так далеко, насколько мог видеть глаз.
Маскалл хотел поговорить со своим спутником, но почему-то не мог найти слова. Пейно взглянул на него с загадочной улыбкой – суровой, но обаятельной и немного женственной. Затем он нарушил тишину, но что странно, Маскалл не мог понять, говорит он или поет. С губ его срывался медленный музыкальный речитатив, в точности похожий на пленительное адажио басового струнного квартета – но было одно отличие. Вместо повторения и вариации одной или двух коротких тем, как в музыке, тема Пейно была очень длинной – она не кончалась и скорее напоминала разговор, обладающий и ритмом, и мелодией. И в то же время это был не речитатив, в нем не было напыщенности. Это был долгий тихий поток приятной эмоции.
Маскалл слушал завороженно и взволнованно. Песня, если это можно было назвать песней, казалось, вот-вот станет ясной и понятной – не так, как понимают слова, но так, как человек разделяет настроение и чувства другого; и Маскалл чувствовал, что вот-вот будет высказано что-то важное, объясняющее все происшедшее ранее. Но объяснение неизменно откладывалось, он так и не понял – и все же каким-то образом понял.
К концу дня они подошли к поляне, и там Пейно прекратил свой речитатив. Он замедлил шаг и остановился, как человек, который хочет дать понять, что не намеревается идти дальше.
– Как зовется эта местность? – спросил Маскалл.
– Это Люзионская равнина.
– Эта музыка была чем-то вроде искушения – ты не хочешь, чтобы я шел дальше?
– Твое дело лежит впереди, а не сзади.
– Тогда что это за музыка? Какое дело ты имеешь в виду?
– Похоже, она произвела на тебя впечатление, Маскалл.
– Она мне показалась музыкой Создателя.
И едва Маскалл произнес эти слова, как тут же удивился, зачем он это сделал, теперь они казались ему бессмысленными. Пейно, однако, не выказал удивления.
– Создателя ты найдешь везде.
– Я сплю или бодрствую?
– Бодрствуешь.
Маскалл глубоко задумался.
– Да будет так, – сказал он встряхнувшись. – Я теперь пойду дальше. Но где мне ночевать сегодня?
– Ты дойдешь до широкой реки. По ней ты сможешь завтра отправиться к подножию Мареста; но в эту ночь тебе лучше переспать там, где встречаются лес и река.
– Тогда прощай, Пейно! Не хочешь ли еще что-нибудь сказать мне?
– Только одно, Маскалл: куда бы ты ни шел, помогай делать мир прекрасным, а не уродливым.
– В этом никто из нас не может ручаться. Я простой человек, и не стремлюсь сделать жизнь прекраснее – но скажи Джойвинд, что я постараюсь сохранить чистоту в себе.
Расстались они довольно холодно. Маскалл стоял там, где они остановились, и провожал Пейно
