надоедливый комар, а не как жалящая пчела. Конечно, у Павла такой проблемы не было, и он нанес еще два молниеносных обжигающих удара, и на тыльной стороне графского плеча выступила кровь. И тут Александра закричала:
– Сдавайся, Петровский! Ты не сможешь выиграть!
Но Василий решил доказать ее не правоту. Конечно, не кнутом. Глупо было надеяться, что он сумеет пользоваться этой штуковиной, не получив хотя бы парочки уроков, а учиться этому посреди поединка как-то несвоевременно. Поэтому он опустил свой кнут, и, когда кнут атамана засвистел в воздухе, не сделал попытки увернуться. Вместо этого Василий поймал его и, резко дернув, уронил свой кнут на пол и нанес Павлу удар кулаком в лицо.
Ноги бандита подкосились, и он рухнул на пол. Вне всякого сомнения, граф сломал ему нос, но в эту минуту атаман не чувствовал тяжести увечья. Он был без сознания, и Василий казался себе героем, уложив противника одним ударом – по крайней мере пока не напомнили о себе его собственные пульсирующие острой болью рубцы.
– Если ты с самого начала собирался это сделать, то почему, черт возьми, так медлил?
Александра подошла к нему сзади, и голос ее был язвительным, как и следовало ожидать. Василий не обернулся, собираясь полностью ее игнорировать, но, когда она подошла с левой стороны, у него само собой вырвалось:
– Заткнись, Алин!
С другого бока подошел Лазарь:
– Рана неглубокая, но надо ее промыть и перевязать прежде, чем мы уедем.
Александра подошла к тому месту, где Василий уронил кнут.
., – Вот это удар кнутом, – объяснила она и продемонстрировала его.
Кольцо метнулось через комнату, кончик кнута обвился вокруг ножки стула и, скользнув по полу, ударился о колени Василия.
Мрачность графа уже достигла предела, но Алин ничего не замечала.
– Сядь и пусть твой друг поухаживает за тобой, – сказала она, вернее, приказала – таким жестким и повелительным был ее тон.
– Заткнись, Алин!
Она снова обращалась с ним как с ребенком, да еще при всех, и свои дурацкие советы во время поединка давала только потому, что считала его совершенно неспособным сражаться, он это понял. Конечно, может, она и беспокоилась, хотя вероятность этого была невелика, но при мысли об этом Василий впал в панику и совершенно потерял контроль над собой. Прояви сейчас Александра хоть тень благодарности, он, наверное, убил бы ее.
Алин, в свою очередь, тоже была в смятенных чувствах, на две трети состоящих их чистой паники, но у нее это началось еще прошлой ночью, когда она услышала, что они приближаются к Кардинии. Во время поединка Александра боялась за Василия, и сейчас это приводило ее в бурную ярость. Положение ухудшалось еще и тем, что теперь она чувствовала себя обязанной этому человеку. Чувство благодарности к графу как-то не вязалось с ее отношением к нему. А то, что она все-таки собиралась высказать свою благодарность, разъярило Александру еще больше. Но хуже всего было то, что она чувствовала его боль и испытывала какую-то нелепую потребность облегчить его страдания, но не знала как и даже не осмеливалась попытаться это сделать.
Все эти противоположные Эмоции сводили ее с ума, и девушка была абсолютно не в силах справиться с ними.
Конечно, в другой ситуации она заметила бы, что и он не в себе и что вовсе не боль вызывает его раздражение, а сама Александра. Ей и в самом деле надо было последовать его совету и замолчать. Воистину упрямство иногда чревато ошибками.
– Я должна поблагодарить…
Помимо убийства, Василий знал еще один верный способ избежать ее непрошеной благодарности, и не замедлил им воспользоваться.
– Прежде чем ты пожалеешь о своих словах, Алин, тебе следует узнать, что я не верну тебе лошадей. Если произойдет худшее и дело кончится нашей свадьбой, я собираюсь не упустить своей выгоды и продам их.
Реакция не обманула его ожиданий. С минуту Василий опасался, что Александра обрушит на него удар своего кнута, и с таким мастерством, с которым он не хотел познакомиться.
Граф никогда не видел ее в такой ярости. Но, взяв себя в руки, Алин ответила с ужасающим спокойствием, хотя каждое слово давалось ей с трудом и она говорила сквозь зубы:
– Ты не продашь моих лошадей.
– Вряд ли у тебя будет возможность поспорить на эту тему, – возразил граф.
Плотина сдержанности прорвалась, и голос ее поднялся до крика так, что содрогнулись стропила:
– Сначала я увижу тебя в аду! Он проревел в ответ:
– Ты увидишь меня там, если не покончишь с этой проклятой помолвкой!
– Я уже говорила тебе, что не могу. Я дала обещание!
– Господи! Женщины каждый день нарушают обещания. Чем же так отличаешься от них ты?
– Честью, – уксусным тоном ответила она, – но я не удивлюсь, если окажется, что ты не имеешь о ней ни малейшего представления.
С этими словами Александра вышла из комнаты, и Лазарю пришлось оттащить Василия от двери, когда тот бросился за ней.
– Ради Бога, оставь ее, пока она не исполосовала тебя еще хуже.
Василий обернулся к нему:
– Ты слышал, что она сказала?
– Да, и ты сам на это напросился, – решительно возразил Лазарь. – Какой черт дернул тебя сказать, что ты продашь ее лошадей?
– Это было необходимо. Или ты не понял? Она собиралась излить на меня потоки своей благодарности.
– Боже милостивый! Ну и что?
– Благодарность и ненависть не могут идти рядом, – сказал граф и тяжело вздохнул. Почувствовав внезапное изнеможение, он опустился на стул, принесенный Александрой. – Знаешь, Лазарь, у меня такое чувство, черт бы его побрал, что я угодил в ловушку, из которой мне не выбраться.
Перемена темы и внезапная усталость Василия настроили Лазаря на мирный лад:
– Возможно, это оттого, что ты теперь целиком зависишь от матери и не уверен в том, что она примет Александру так, как ты надеялся.
– Нет, она будет в ужасе от Алин, я ничуть не сомневаюсь, но дело не в этом. Мое чутье говорит мне, что я никогда не избавлюсь от этой девицы.
Глава 24
В окутанной туманом долине столица королевства казалась яркой жемчужиной в тусклой оправе. Александра увидела город издалека, и мрачная погода прекрасно подходила к ее настроению. Даже когда они достигли первых вымощенных булыжником улиц и туман рассеялся и выглянуло солнце, настроение не улучшилось.
Это был большой город, давно вышедший за пределы своих первоначальных границ, – крепостных стен, которые теперь крошились от старости и, скорее, наводили на мысль о запустении, чем об обновлении. «Прочь старое, да здравствует новое! Но неудачная помолвка не входит в эту последнюю категорию», – размышляла девушка.
Перед тем как покинуть предгорья Карпат, путешественники провели ночь в личном охотничьем домике короля Штефана. Слово «личный» как нельзя лучше отвечало назначению этого жилища, ибо так уж повелось, что король посещал его в тех случаях, когда хотел побыть в одиночестве, и единственная спальня в домике ясно говорила о том, что обычно Штефан не приглашал с собою друзей или семью. Конечно, у короля имелись и другие охотничьи домики, куда просторнее, но этот был ближе всего к горам. В конюшне не хватило места для всех лошадей, но снег еще не Добрался до подножий холмов, и погода здесь была не намного хуже той, к которой они привыкли на русских равнинах. Зато домик оказался достаточно просторен, чтобы разместить всех людей.
Александра все еще кипела от злости, вспоминая угрозу Василия продать ее лошадей, и даже не стала спрашивать разрешения занять единственную спальню, а поставила графа перед фактом.
Тот и сам был не в лучшем расположении духа и, казалось, хотел возмутиться:
– Ах, так?
– Пора привыкать к неудобствам, – заявила Александра. – Скоро у тебя будет жена.
– И тогда мы будем делить…
– И не надейся! – Она захлопнула дверь прямо у него перед носом.
С тех пор невеста с ним не разговаривала. Но ее гнев продлился не очень долго, и скоро его сменило уныние. Последние несколько дней были мрачными и пасмурными, путешественники брели в тумане, и настроение Александры было самым скверным с того момента, как она начала свой путь в Кардинию.
Ни Даша, ни ее братья не могли развеселить Алин, хотя даже Федька считал, что Василий не собирался выполнять свою угрозу насчет лошадей. " – Он слишком богат, чтобы так мелочиться! Зачем ему их продавать?
– Чтобы поквитаться со Мной за то, что я не спасла его от участи худшей, чем смерть, – объяснила Алин.
С присущей ему простотой Федька заметил:
– Если он хочет спастись, пусть сам этим занимается.
– Ты думаешь, я ему не говорила? Накануне Даша попыталась развеселить ее, сообщив, что «Лазарь спрашивал, почему Алин не хочет выходить замуж за Василия».
– Но ты же ему не сказала или все-таки не удержалась?
С самым невинным видом Даша спросила:
– А что, разве это секрет?
– Просто это не его собачье дело. Даша фыркнула:
– Конечно, но это, безусловно, дело Василия, и вам следовало бы сказать хотя бы ему.
– Он никогда меня не спрашивал… Ты не сказала Лазарю всего или все-таки проболталась?
– Вы имеете в виду эти пропащие годы? – уточнила Даша и, увидев, как порозовело лицо Александры, солгала:
– Конечно, нет. Я сказала, спросите у нее самой.
И Александра решила, что раз он не подходит к ней с таким вопросом, то, должно быть, потерял к этому интерес.
Она надеялась, что Лазарь ничего не скажет Василию, но не смогла бы объяснить, почему не хочет, чтобы он знал.
Разве что-нибудь
