завтра, и у Василия осталось совсем немного времени, чтобы вернуться домой и переодеться к обеду, который устраивала мать, – ни за что на свете он не согласился бы его пропустить, а кроме того, еще и успеть успокоить Фатиму.
Девушка являла собой пример безграничного отчаяния. Она рыдала не переставая, и хотя раньше при виде ее слез Василий готов был уступить Фатиме во всем, на этот раз он ничего не мог поделать, так как знал Алин и ее умение до всего докапываться, тем более что слуги баронессы оказались слишком умны и проворны. Поэтому граф решил, Что гораздо легче на время отослать Фатиму, чем снова рискнуть навлечь на себя и девушку Гнев Александры. Но даже когда граф сказал Фатиме, что изгнание будет временным – как он надеялся, – она оставалась безутешной.
Конечно, самым легким способом утешить бившую рабыню были любовные ласки, но – невероятная вещь! – у Василия не возникло ни малейшего желания это сделать. Маленькое изящное тело Фатимы уже не будило в нем прежней страсти, и все, о чем он мог думать, были сладострастные изгибы и великолепные груди, такие огромные, что не хватало рук, чтобы удержать их, ..
Господи! Он снова это вспомнил!
Усилием воли Василий сосредоточился на беседе:
– Александра ничего не сказала, потому что она равнодушна к таким вещам. С таким же успехом ты могла бы устроить ее в конюшне, и она была бы довольна и счастлива.
– Что за чушь! – возмутилась Мария. – И почему она так странно одевается? Что-нибудь случилось с ее платьями?
Василий пожал плечами:
– Она привезла с собой целую гору сундуков, но я и понятия не имею, есть ли там хоть одно платье. Я никогда не видел ее в другой одежде, кроме той, в которой она приехала сюда, Глаза Марии сузились: она явно была недовольна сыном.
– Я смотрю, ты продолжаешь насмехаться? Право же, Василий, я не вижу здесь ничего забавного.
– Не могу выразить, мама, как я рад это слышать. Но, откровенно говоря, сегодня ты Вряд ли увидишь что-нибудь забавное.
– И что это значит?
– Должно быть, он имеет в виду меня, сударыня, – сказала Александра, входя. – Ваш сын с трудом переносит мое общество и Считает, что и вы тоже не сможете меня терпеть.
– Но, дорогая, что навело вас на такую мысль? Василий еле удержался от смеха. Графиня на секунду замешкалась, ибо Алин по-прежнему была в том нелепом костюме, в котором приехала, – она сняла только плащ и шапку. Мария вспомнила, как Василий говорил, что никогда не видел свою невесту в платье, и бросила на сына пронзительный взгляд. Как ни в чем не бывало, Александра продолжала:
– Если вы мне не верите, мадам, спросите его. Граф просто презирает меня.
Василию следовало бы догадаться, что вечер пройдет совсем не так, как он рассчитывал.
Конечно, мать будет шокирована ее откровенностью, но, судя по всему, ему тоже порядком достанется.
Мария опять возмутилась:
– Василий, скажи ей, Что это не правда. С ленивой улыбкой граф снизошел до ответа:
– Конечно, не правда. Мое отношение к тебе, Алин, никак не похоже на презрение. Презрение – такое холодное чувство, а мое гораздо теплее…
Баронесса сделала вид, что не заметила намека, и, изогнув бровь, продолжала елейным тоном:
– Значит, ради твоей матери мы должны лгать?
– Да нет, черт возьми, я не презираю тебя!
– Василий, – укоризненно вмешалась Мария. Граф вздохнул. Надо взять себя в руки, а то он не доживет до конца обеда, а самодовольный взгляд Александры как раз предназначен для того, чтобы снова вывести его из терпения.
Маленькая ведьма! Она нарочно старается его допечь!
– Прости, мама. Почему бы нам не признать, что знакомство состоялось, и не сесть за стол? Мария поспешно согласилась:
– Прекрасная мысль, но… Александра, может быть, вы сначала смените свое…
Александра одарила графиню таким невинным взглядом, какого Василий не видел ни разу в жизни:
– Сменить что?
Василий знал, что все это – сплошное притворство, но его мать попалась на удочку:
– Ну, вашу одежду, дорогая. У нас принято одеваться к обеду.
– Но я одета…
– Нет, я хочу сказать…
– Оставь ее, мама, – перебил Василий. – Ей-богу, я искренне считаю, что у нее нет платьев.
– Конечно, есть, – возразила Александра. – Как ты думаешь, а что в тех чемоданах, которые мы привезли?
– Кнуты и кинжалы, – с каменным лицом ответил граф.
Александра Искренне рассмеялась, и Василий очень удивился.
Этот смех пробудил в нем теплые чувства к девушке, и он улыбнулся, но Мария оставалась такой же серьезной.
– Мы поговорим о ваших туалетах завтра, Александра, – сказала она, вставая. – А теперь, Василий, проводи нас в столовую.
Он послушно встал, размышляя, не лучше ли было заранее хотя бы намекнуть матери, каковы застольные манеры его невесты.
Если Мария случайно оскорбила бы Александру, та могла бы вспылить, и последствия этого могут быть самыми непредсказуемыми.
Но оказалось, что, граф волновался напрасно. Просто он забыл, что Алин привыкла не обижаться, если ей делали замечания по поводу ее необычного поведения. И действительно, Мария довольно долго не замечала, что Александра ест руками, а когда, наконец, заметила, то была не столько шокирована, сколько смущена. Впрочем, временами Мария и сама бывала на редкость прямолинейной.
– Вас никто не учил достойно вести себя за столом, дорогая?
Александра пожала плечами:
– Учили, наверное, но это было так давно, что я все забыла.
– Почему же вы не продолжили уроки хороших манер?
– Да вы, должно быть, шутите! – Алин рассмеялась, – Возиться со столовыми приборами – потеря времени. А я могла бы посвятить его своим «деткам».
На сей раз Мария была скандализована, и ее, золотистые глаза обратились к Василию:
– Ее деткам?
– Лошадям, мама. И снова шок:
– Ты называешь ее деток лошадьми?
– Нет, – терпеливо возразил Василий. – Это она лошадей называет своими «детками». Алин увлекается коневодством.
– Это не смешно, Василий!
– А я и не думаю шутить.
Александра почувствовала на себе недоверчивый взгляд Марии, но ей было все равно. Оказалось, что обвести графиню вокруг пальца куда легче, чем она предполагала, особенно в присутствии Василия.
После обеда он вернется к себе домой и тогда…
– Сколько у тебя еще наложниц, Петровский, кроме той, что живет в твоем доме?
Мария судорожно вздохнула, а Василий почувствовал приступ удушья. Даже зная Александру, он не мог вообразить, что она позволит себе поднять эту тему в присутствии его матери. И кто, черт побери, тянет ее за язык? По крайней мере, она злится на него, а не на мать. Но надо отдать ей должное, он и сам бы не смог лучше раздуть этот скандал. Пожалуй, он станет коронным номером, той самой каплей, которая переполняет чашу.
– Только трое, – ответил граф, и мать пытливо уставилась ему в лицо. Сам же он не спускал глаз с Александры, а та была в восхитительной ярости. Теперь уж матери не устоять!
– Только трое? И ты их всех содержишь, платишь им и со всеми спишь?
Василия чуть не хватил удар. Впрочем, у графини был такой вид, будто и она близка к тому же. Граф не осмеливался поднять глаз. Хоть он и ожидал чего-либо в этом роде, но, как оказалось, недостаточно подготовился. Его бросило в жар, а затем в холод, и он подумал, что сегодня Алин превзошла самую себя.
Сделав глубокий вдох, Василий ухитрился ответить довольно спокойно:
– Нечто вроде этого.
– Я их всех разыщу Петровский, всех до единой, и не надейся, что я этого не сделаю. Больше тебе не придется наслаждаться их обществом.
– Тогда, дорогая, я буду вынужден частенько навещать тебя, верно?
– В доме графини, – отпарировала Александра, – вряд ли это возможно.
– И ты полагаешь, это помешает мне исполнить свое обещание? А, Алин? – спросил Василий угрожающе тихим и мягким тоном.
– Конечно, такого развратника, как ты, свет не видывал. Но что тебя наверняка остановит, так это Терзай, а теперь он будет спать со мной.
Наконец Мария снова обрела дар речи:
– Кто… этот… Терзай?
Граф густо покраснел. Александра так его озадачила, что он забыл о присутствии матери, а когда вспомнил, то испугался, что ухитрился шокировать ее не меньше, чем Александра.
– Терзай – это ее собака, мама.
– Никаких собак не будет в моем… О, Боже… как же так… она… О, Боже.
– Знаю, мама, – посочувствовал Василий.
– Так ты это знал? – Голос графини прозвучал обвиняюще.
– Конечно, не все, но наше путешествие стало для меня настоящим откровением..
– И ты не отправил ее обратно?
– Не ты ли внушала мне, что выбора нет, – напомнил он.
– Безусловно, нет, но, Господи, все это так неожиданно. Дама, для которой лошади важнее, чем…
Василий предпочел бы, чтобы его мать воздержалась от жалоб и стенаний в присутствии Александры, потому что не знал, что делать, если она зайдет слишком далеко. Конечно, Алин не потерпит никаких жалоб, никаких упреков, если речь зайдет о ее лошадях.
– У нее обо всем есть свои представления, мама, – сказал он и улыбнулся Александре:
– Не правда ли, мой ангел?
– Должно быть, я что-то пропустила, пока вы разбирали меня по косточкам, – беззлобно ответила Александра. Она звучно облизала пальцы и добавила:
– Если ты надумаешь еще что-нибудь сказать мне, Петровский, я буду в конюшне.
И когда Александра выходила из комнаты, Василии понял, чего она ждет от него – что сегодня же вечером он покончит с помолвкой, а ее представление за
