часть толпы вытягивала на себя заложника, другая оттесняла в сторону захватчика. Полынцев чувствовал, что рука слабеет с каждым мгновением. Он мог бы взорваться и заискрить ударами налево и направо, уж кого-нибудь да уложил бы, но опять подводил пресловутый комплекс приличия. Мужчины вели себя сдержанно, неагрессивно, теснили мягко, можно сказать, аккуратно. Злости на них, почему-то, не было. А без нее…
Захват, в конце концов, сорвался, и толпа стремглав бросилась к воротам. Гнаться за ними по грязи не было ни малейшего желания, а, судя по всему, и не имело смысла. Поправив форму, Андрей повернулся к крыльцу, надеясь получить исчерпывающие объяснения. На пороге, как ни в чем ни бывало, стояла хозяйка дома с мятым паспортом в руках.
— Вот, пожалуйста, — сказала она, выбрасывая папироску.
— Кто это был? — выдохнул Полынцев.
— Где?
— В Караганде! Здесь, естественно.
— Не знаю — зашли от дождя укрыться. Как закончился — разбежались.
— Послушайте, гражданочка! — повысил он голос. — Мне хватает притонов и на своем участке, но, если будете шутить, — займусь и вашим.
Женщина пожала плечами.
— На здоровье, коль делать нечего.
— Повторяю вопрос. Что это за люди?
— Бездомные.
— Что они здесь делают?
— Гостят. Приютила на время.
— А этот человек у вас жил? — достал он из кармана фотографию убитого старика.
Хозяйка охнула, прикрыв рот рукой.
— Неужто убили?
— Я вас о другом спросил.
— Да жил, — сказала она, заметно скиснув. — Хороший был мужик, работящий.
— Он здесь работал?
— Они тут все работают.
— Что делают? Бутылки собирают?
— Почему, бутылки? Халтурят. Сюда частенько заказчики приезжают: кого на строительство берут, кого на уборку, кого еще куда. Неплохо платят.
Полынцев сначала принял хибару за обычный притон, каких немало на любом участке, независимо от того, есть там личные подворья или нет. Алкаши, наркоманы, прочая нечисть всегда найдут укромное место для встреч по интересам. Зачастую — это старая загаженная квартира, хозяина которой запойная братия худо-бедно подкармливает и, разумеется, щедро подпаивает. В цивильных домах бдительные соседи сразу сигнализируют о появлении «горячей точки» местным органам (тем самым, загружая власть проблемой, с которой она сама не знает, что делать: ЛТП отменены, статья за тунеядство отсутствует, в наркологический диспансер — только по желанию). Но вот в частных кварталах соседи с донесениями не спешат. Виной тому удаленность домов друг от друга — личные дворики, отдельные выходы, высокие заборы, за которыми ничего не слышно и никого не видно — словом, полная изоляция. И вот, казалось бы, в этих, идеально подходящих для разврата, условиях можно делать все, что больной душе угодно. Пей, сколько влезет, спаривайся, с кем ни попадя, колись, нюхай, танцуй — пожалуйста. Но нет. Ушлая домохозяйка решила развернуться по-другому. Собрала бомжей, дала им кров, организовала, можно сказать, биржу труда с полным пансионом. Плохо это? Бесспорно. Нарушается масса законов: федеральных и местных. Но насколько велика при этом опасность для общества — между прочим, того самого общества, что превратило людей в бомжей, а последних, в собак — наверное, она ничтожна. Между тем, бездомные хоть немного чувствуют себя нормальными людьми: спят в тепле, едят горячий суп, работают. Они ведь тоже не самый злобный и лихой народец.
— Всех принимаете, кто приходит? — спросил Полынцев, вернув хозяйке паспорт.
— Конечно. Они все равно подолгу не задерживаются: одни приходят, другие уходят. Вон как этот, — она с грустью посмотрела на фото.
— Он вам о себе ничего не рассказывал? Почему квартиру продал, куда деньги дел?
— Каждый что-нибудь рассказывает — всех не упомнишь. Этот, кажется, говорил, что жил на Украине, дом имел двухэтажный, сад фруктовый.
— Он родом из Украины?
Беседу прервал вбежавший во двор Мошкин. Запнувшись, и наступив в лужу, он торопливо выпалил.
— Андрюха, поехали быстрей. Меня в отдел вызывают. Проверка какая-то нагрянула.
Главбух жил в 10 минутах ходьбы от зверохозяйства. Половину пути он уже одолел, когда за спиной послышался протяжный писк автомобильного сигнала.
— Ныряй в карету, пешеход! — крикнул директор из окна белой «Волги», призывно махая рукой.
— Спасибо, я уже дома. Не стоит беспокоиться.
— Пользуйся моей добротой, пока не кончилась.
От такого приглашения отказываться было глупо и, по меньшей мере, недальновидно.
Сойдя с тропинки, главбух зашлепал по грязи к машине.
— Ну вот, — демократично крякнул шеф, открывая перед ним дверцу. — Зачем грязь месить, если можно доехать.
— На тропинке, вроде бы, чисто было, — несмело возразил неблагодарный подчиненный.
— Но не чище, чем в машине. Верно?
— Верно.
— Тогда поехали.
«Волга», шаркнув днищем землю, мощно взяла с места.
— А вы откуда?
— В село наведывался к Василию. Что-то зажигание барахлит.
— Модель новая, а болячки старые?
— Машина, конечно, не подарок, но зато простая и недорогая. Для наших дорог — в самый раз, — после этого заявления «Волга», вильнув из стороны в сторону, плотно увязла в склизкой колее. — Ух-ты, сглазил, — прокряхтел директор, включая заднюю передачу — Кстати, Петрович там уж вовсю воюет. — Говорят, допрашивал сегодня Колокольникова.
— Кто говорит?
— Василий.
— А он откуда знает?
— Они живут рядом. Его Вовку Петрович обещал «волшебному пенделю» обучить, ну, и малец за ним по пятам. Тот к Колокольникову, и этот. За забором спрятался, разговор подслушал. Потом Василию передал.
— А он — вам?
— А он — мне.
— И о чем говорили?
— То-то и странно, что ни о чем. За футбол, за рожь, за жизнь поболтали и, в общем-то, все.
— Пацан мог чего-то не понять.
— Это точно. Как и то, что тебе придется толкать нашу ласточку. Сама, кажется, не выползет.
— Я это… в туфлях. Утону.
— Так сними, если замарать боишься. Давай, вперед.
Главбух обреченно вздохнув, вылез из салона и, собирая лужи, поплелся в хвост машины. Упершись рукой в край багажника, он как следует поднатужился и тихо крякнул.
— Давай.
Директор дал. Полный газ.
