Пушкин, 6:7
Онегин был по мненью многих
(Судей решительных и строгих)
Ученый малый, но педант.
Пушкин, 6:7
С ученым видом знатока / Хранить молчанье в важном споре.
Пушкин, 6:7
Латынь из моды вышла ныне.
Пушкин, 6:7
Он рыться не имел охоты / В хронологической пыли
Бытописания земли: / Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней / Хранил он в памяти своей.
Пушкин, 6:7—8
Высокой страсти не имея / Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея, / Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита, / Зато читал Адама Смита,
И был глубокий эконом, / То есть умел судить о том,
Как государство богатеет, / И чем живет, и почему
Не нужно золота ему, / Когда
Отец понять его не мог / И земли отдавал в залог.
Пушкин, 6:8
Наука страсти нежной.
Пушкин, 6:8
Всегда довольный сам собой, / Своим обедом и женой.
Пушкин, 6:10
Бывало, он еще в постеле: / К нему записочки несут.
Пушкин, 6:10
Уж тёмно: в санки он садится. / «Пади, пади!» раздался крик;
Морозной пылью серебрится / Его бобровый воротник.
Пушкин, 6:11
Вошел: и пробка в потолок, / Вина кометы брызнул ток.
Пушкин, 6:11
Еще бокалов жажда просит / Залить горячий жир котлет,
Но звон брегета им доносит, / Что новый начался балет.
Пушкин, 6:11
Непостоянный обожатель
Очаровательных актрис,
Почетный гражданин кулис.
Пушкин, 6:11—12
Волшебный край! там в стары годы, / Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы, / И переимчивый Княжнин; / <…>Там вывел колкий Шаховской / Своих комедий шумный рой.
Пушкин, 6:12
Мои богини! что вы? где вы?
Пушкин, 6:12
Узрю ли русской Терпсихоры / Душой исполненный полет?
Пушкин, 6:12
Театр уж полон; ложи блещут; / Партер и кресла, все кипит.
Пушкин, 6:13
Блистательна, полувоздушна, / Смычку волшебному послушна,
