ну, там романы любовные, или детективы?
– Ада? Романы? Ты с ума сошёл, сыщик! Для неё сочинение написать было сущей пыткой! За неё всегда писала эта Буратино Карловна Питерсон. Я знала, но закрывала на это глаза, ставила четвёрки. Эльза, та – да! Она занимала первые места на олимпиадах по тематическим сочинениям. Кроме того, она писала какие- то там глупые любовные штучки, которые на ура шли среди её одноклассниц. А почему ты об этом спрашиваешь, чувак?
– А?
– Может, придёшь, и мы на расстоянии поцелуя поболтаем за рюмкой чая? – Она опять сбилась на рэп.
– Вам что-нибудь говорят имена Анель и Геральд?
– Нет, такие у меня не учились!
– А сколько вам... тебе лет, Любаша?
– Я совершенно уверена, сыщик, что ответ на этот вопрос ни на йоту не приблизит тебя к истине!
– Что?!
– Хай!
В трубке раздались короткие гудки.
– Вот и поговорили, – пробормотал Гранкин. Он повернулся к раковине и хотел взять яйца, но их в блюдце не оказалось. Виталя обшарил всю кухню, даже в мусорное ведро заглянул (может, он просто забыл, что съел эти яйца?), но скорлупы в ведре не было. Яйца исчезли бесследно.
– Вот и позавтракали, – Виталя ущипнул себя за щеку.
День начинался отвратно – со звонка будильника, пустой консервной банки, сумасшедшей училки и исчезнувших трёх яиц.
«Лысый стриж» оказался закрыт. Виталя проверил оба входа – и парадный, и служебный, но двери не поддавались, а в помещении царствовала абсолютная тишина. А чего он хотел? Хозяйку убили, девушки- парикмахерши наверняка уже подыскали себе другое место работы.
Виталя сел за руль и задумался. Что он имеет? Времени осталось катастрофически мало, а что он имеет? Двух сестриц со сложными отношениями, одной из которых кто-то помог свалиться с балкона. Кем-то, зачем-то припрятанную тетрадь, с записанной в ней историей, на первый взгляд, не имеющей никакого отношения к реальности. Крылова. Да, странного типа Крылова, которого уже наверняка нет в живых, который так и погиб, в полной уверенности, что жена его просто упала с балкона.
Ещё он имеет навеки замолчавшую Яну Геннадьевну и покушение на свою собственную несчастную, никчёмную жизнь. А ещё – Лизу Питерсон, утверждавшую, что Роман Перов и Ада любовники, и профессора, который ждёт от него доказательств, что сын его, Ромка, не имеет к гибели Ады никакого отношения, и ещё – чокнутую Любашу, абсолютно уверенную, что сама Эльза столкнула пьяную Аду с балкона.
Как из этих разрозненных, рваных кусочков составить хоть сколько-нибудь понятную, цельную картину? Почему никто ничего не слышал про Геральда и Анель, и только Яна Геннадьевна в ужасе выкрикнула тогда в парикмахерской: «Но если Анель и Геральд!»?
Он бродит где-то рядом с разгадкой, но не видит её! «Горячо, горячо, холодно!» – как в детской игре. И опять «горячо», только приз – пуля в голову. И тогда Галке с младенцем в холодном подвале некому будет помочь. Сколько осталось дней до момента, когда ему нужно выложить деньги? Три?!
Виталя почувствовал, что теряет голову. Он запаниковал, с предельной ясностью сознавая, что не справляется с этим делом, что не видать ему ни миллиона, ни жены, ни ребёнка. А ещё он вдруг вспомнил, что в том гадком письме ему приказано было раз в три дня навещать дупло и проверять его, чтобы быть «в курсе ситуации». Спина взмокла от ужаса – вчера, из-за этого покушения, он не поехал в парк, забыл!
Виталя крутанул ключ зажигания, но тот упёрся, не поворачивался. Виталя терзал его до тех пор, пока не понял, что пытается завести уже включённый движок. Он молотил тихо и ровно, совсем не давая вибрации, как и полагается работать движку машины марки «Мерседес». Гранкин с утра намучился с этой машиной, его отчаянно укачивало за рулём, клонило в сон. Разве это машина, в которой не трясёт на ухабах, у которой не слышно движка, и с управлением которой может справиться даже младенец?! У неё было только одно преимущество – другие машины старались держаться от неё на почтительном расстоянии.
Виталя домчался до старого парка за десять минут. Плевать, что сейчас не полночь, а белый день. Он бросил машину на дороге, не припарковав, а сам скачками помчался к дуплу. Сунув руку в шершавое тёплое нутро, Гранкин нащупал там записку, вытащил и развернул.
«Глубокоуважаемый В.С.! – выхватили солнечные лучи печатные строчки. – Мы рады, что нашли с вашей стороны полное понимание и получили поддержку. По прежнему терпеливо ждём от вас указанной суммы, о способах передачи которой дополнительно вам сообщим. Следите за внутренним состоянием этого дерева!
Ваша жена чувствует себя хорошо. Ей пришлись по душе ваши носочки, только она утверждает, что в этом сезоне такие не носят. В этом сезоне в моде полосатые гольфы с кисточками «а ля Буратино».
Ещё она просит вам передать, что к её возвращению вам следует приобрести ей новую шубу из норки, машину марки «Ламборгини» и домик во Флориде. Иначе она не вернётся!
Не переживайте за здоровье вашей жены. Её молока хватит на всех.
До встречи, очень приятной встречи, наш добрый друг!
Съешьте это письмо. Обязательно съешьте!»
Это письмо, как и прежние, источало тонкий дорогой аромат. Виталя затолкал его в рот, разжевал и проглотил, запивая собственными слезами.
Его Галка сошла с ума. Впрочем, чокнуться в тёмном сыром подвале немудрено. Ну ничего, денег, которые он заработает, хватит и на выкуп, и на шубу, и на эту, как её, «Ламборгини». И на гольфики хватит.
Вот только с домиком он уговорит её подождать.
Догадка
...Свадьбу играли в деревне. Галка сказала: «В городе разве свадьба? Так, церемония».
Виталя согласился, что в городе никакая не свадьба, а церемония, и после ЗАГСа они с Галкой, навьюченные сумками с продуктами, двинули на электричке в деревню.
Галкина мать продукты забраковала. «Ненатуральное всё», – пробурчала она и отправила коньяк, шампанское и консервы в подпол, а хлеб, колбасу и сыр скормила скотине.
В результате в знаменательный день на длиннющих столах, выставленных на улице, красовались домашние соленья, салатики из «своих» овощей, горы дымящихся пирожков, свинина «утром заколотая» и огромные бутыли с мутно-молочной самогонкой. Народу была тьма тьмущая, и Виталя сразу же потерял Галку в толпе одинаково крепких, румяных баб.
– А я не пью, – сообщил Витале сосед по столу, щуплый мужичонка с глазами, смотрящими в разные стороны.
– И я не пью, – доброжелательно ответил ему Виталя, выискивая глазами свою невесту. Вроде, на ней было светлое платье с короткими рукавчиками-фонариками, но тут на всех женщинах были светлые платья с рукавчиками-фонариками. – Я не пил, не пью, и не буду пить, потому что как молодожён, в ответе за здоровье нации, – объяснил он мужику-соседу.
– А-а, так ты жених, что ли? – обрадовался сосед.
Виталя кивнул. Мужик разлил мутную жидкость в стаканы, и они чокнулись.
– А я, если б пил, разве такую невесту родил?! – воскликнул мужик и рывком опрокинул в себя самогонку.
– Ой, так вы папа, что ли? – удивился Виталя и залпом опустошил стакан.
– Па-па, – укоризненно протянул мужик. – Не папа, а батя! И я тоже в ответе за здоровье нации!
– Что-то я вас раньше не видел, – опять удивился Виталя.
– А зачем тебе меня раньше видеть? – подмигнул хитро мужик. – Я сюрприз! Я у дочек только на свадьбах появляюсь! – Он снова разлил самогон по стаканам, и они с Виталей выпили его, звонко
