Я искупалась, позагорала, опять искупалась, снова позагорала и мне стало скучно. Пляж был абсолютно пустынным, если не считать четырёх охранников, маячивших голыми спинами неподалёку. Когда я разделась, Анкилов приказал им отвернуться. Обычно они охраняли нас на пляже, под палящим солнцем, в костюмах, но сегодня Серж сжалился над ними и разрешил раздеться до плавок. Парни делали вид, что оглядывают окрестности, но по-моему, они, стоя, не закрывая глаз, спали.
– Се-ерж, мне скучно, – протянула я, глядя на его сильную загорелую спину. Он лежал на животе, раскинув руки и щекой прижимаясь к песку.
– Это болезнь всех богатых баб, – не открывая глаз, сонно ответил он. – Скука – самый дрянной диагноз. Но у тебя что-то слишком рано приключился первый приступ. Надеюсь, ты не пойдёшь воровать в магазины? Не заведёшь любовника?
– Заведёшь тут, – буркнула я и покосилась на спины парней. – Нет, Серж, ты не понял меня. Мне не скучно, а... скучно!
– Не понял, – согласился Серж и перевернулся на спину. – Моих мужских банкирских мозгов не хватает на то, чтобы понять смысл фразы: «Мне не скучно, а скучно!»
– Ну, я с удовольствием поскучаю ещё лет шестьдесят с твоими миллионами и меня не потянет ни заводить любовника, ни воровать в магазинах. Я закончу институт, рожу четверых детей и обязательно возглавлю какой-нибудь благотворительный фонд имени тебя. Но сейчас, в данный момент, мне скучно! Потому что пляж очень пустынный, море пустынное, с неба тоже никто не пытается меня рассмотреть, даже муха не пролетит мимо и завистливо не попялится на меня. А ведь я молода, красива, и у меня в собственности такой неслабый банкир!
– Что ты хочешь? – строго спросил меня Серж и рука его автоматически попыталась нашарить на голом тебе бумажник. Бумажника он не нашёл и ему пришлось почесать свою волосатую грудь.
Я пожала плечами.
Чего я хочу? Вроде всё есть.
– Пусть они спляшут, – кивнула я на голые спины парней.
– Парни! Пляшите! – крикнул Анкилов и громко запел незамысловатую мелодию канкана.
Выразив спинами полное недоумение, парни стали медленно задирать ноги.
– Веселее! Быстрее! За что я вам деньги плачу?! – заорал Серж и захлопал в ладоши, задавая правильный ритм. – Оп! Оп! Молодцы! Дорогая, тебе хорошо?! Может, им спеть?
– Нет! – От хохота я свалилась в песок. – Серж, я пошутила! Пошутила я! Не такая я сволочь! Парни, вам день отгула и ресторан за мой счёт!»
Прыжок
– Вань, если ты ещё раз чихнёшь, ты завалишь нам всю операцию! – прошептал Виталя и интенсивно почесал нос, чтобы самому не чихнуть.
– Пыльно тут, Вить. Я от пыли всегда чихаю, – в ответ прошептал профессор. – От пыли и от темноты. А ты знаешь, что чтобы не чихнуть, когда очень хочется, нужно посмотреть на яркую лампочку?
Виталя опять яростно почесал нос.
– Вань, ты эту яркую лампочку лучше в уме вообрази и не чихай больше. Сейчас это вопрос жизни и смерти.
– А-а-а-апчхи! Я всё-таки, Вань, не совсем всё хорошо понимаю. Мы зачем здесь? Караулим убийцу!
– Да, чёрт возьми! Вань, умоляю тебя, вообрази самую яркую лампочку в мире и перестань чихать! А- а-а-апчхи!
Уговорить профессора устроить засаду на чердаке его дома оказалось нетрудно. В полвосьмого вечера они с Виталей, погрузив в разбитый «Мерс» профессорский чемодан и Джерри, поехали в коттедж. Маргарита встретила их сдержанно, но с дьявольским блеском в глазах. Кажется, она считала себя победительницей. Они с профессором поцеловались – и в щёчки, и в губки, и в лобик. И приобнялись – но как-то так, что было понятно, что каждый остался при своём мнении и не чувствует себя виноватым. Иван Терентьевич попросил чая, Маргарита ушла на кухню, всё быстро организовала, и они втроём потом долго сидели за круглым столом, покрытым голубой скатертью, пили чай и Маргарита с профессором пикировались как два закадычных друга, соревнующихся в остроумии и эрудиции.
В десять Маргарита встала, откланялась, и ушла спать, тоном королевы объявив, что у неё «режим».
– Ну, что я тебе говорил? – подмигнул профессор Витале. – Она пунктуальна как папа римский. Режим для неё – святое.
Они посидели ещё немножко, прихлёбывая горячий чай из высоких стаканов в серебряных подстаканниках. Потом Иван Терентьевич, не задав ни одного вопроса, принёс из своего кабинета старый, заряженный револьвер и сунул его Витале в руку.
– Обращаться умеешь, сыщик? – только и спросил он.
– Обижаешь, – важно надулся Гранкин и пристроил оружие под джинсовую куртку, за ремень.
Когда до полуночи оставалось минут двадцать, они поднялись на второй этаж, зашли в знакомую Витале кладовочку и забрались по лестнице на чердак. Там, освещая себе дорогу фонариком, профессор довёл Виталю до люка, ведущего на Крыловскую половину, и они несколько минут провозились, отдирая гвозди, которыми профессор в прошлый раз, в порыве вдохновленного заметания следов, приколотил крышку люка. Крышку они оставили чуть приоткрытой, чтобы в образовавшуюся щель видеть, что будет происходить внизу, если там вдруг зажжётся свет. Виталя, сделал одно незамеченное Иваном Терентьевичем движение – достал из кармана тетрадь и сбросил её вниз. За всё это время профессор не задал ни одного вопроса, зато теперь его прорвало.
– Вить, а почему мы сидим тут как ястребы над кладовкой Крылова? Его что, придут сюда убивать? Апчхи!
– Апчхи, Вань! Если ты подождёшь немного, то всё узнаешь! Понимаешь, с минуты на минуту должна решиться моя судьба. Или я абсолютно прав и поймаю убийцу за руку на месте преступления, или... это будет крах всей моей жизни! Я не имею права на ошибку.
– Всё так глобально? – спросил профессор задумчиво.
– Апчхи! – раздалось в темноте.
– Вань?
– Что?
– Это не ты чихнул.
– Разве?
– Нет! Тут кто-то ещё!
– Вить, дурью не майся. Это я чихнул!
– Точно, Вань?
– Тихо! Там кто-то идёт!
Они припали к щели, стукнувшись лбами. Внизу послышались приглушённые шаги и чьи-то голоса. Потом раздался скрип открываемой двери, и яркая лампочка вспыхнула под потолком, на уровне глаз Витали, на мгновение ослепив его и профессора.
В кладовку влетела дамочка с копной белокурых волос. За ней вошёл высокий худощавый мужчина и плотно закрыл за собой дверь. Даже здесь, наверху, Виталя почувствовал пьянящий аромат дорогих духов.
– А вот и моё сокровище! – воскликнула дамочка и схватила с пола потрёпанную тетрадь.
– Ох ты, да это же Эльза! – шёпотом воскликнул Иван Терентьевич.
– Тс-с-с-с! – зашипел на него Виталя.
Мужик молча выкрутил тетрадку из рук Эльзы, бегло пролистал её и сунул во внутренний карман своего пиджака, сложив вдвое.
– Ох ты, да это ж Крылов! – снова не сдержал эмоций профессор. – И где ж твой злодей?!
– Тише, Вань, ты испортишь мой звёздный час!
– Где остальные тетради? – негромко спросил Крылов и сделал шаг в сторону Эльзы, приблизившись к ней вплотную. – Где остальные рукописи?! Ты сказала мне по телефону, что...
Округлив глаза, Эльза вдруг завизжала. Она визжала на той ноте, которой, казалось, не могло существовать в природе, но она легко и долго держала её без натуги. Визжа, Эльза отступала от Крылова
