выходящего потока людей обратно в троллейбус.
Ее мужчина оборачивается. Лицо у него озверелое, со сбитыми волосами. Он прицеливается и попадает Риве кулаком прямо в лицо, которая его даже не трогала. Еще ей прибавляет женщина, но времени у них все-таки мало. Они невольно и недовольно прекращают драку и вываливаются на улицу. Двери захлопываются. Рита виновато глядит на подругу.
Рита: Я хотела защитить тебя, когда он пихнул!
Рива {интеллигентно сдерживаясь – получается ледяной тон): Никогда бы не подумала, что ты научишься вступать в драки по троллейбусам. Раньше ты не была такой… {Трогает себя за лицо.)
Рита: Ну, извини, извини меня, пожалуйста!
Рива: Прошу тебя, больше не защищай меня никогда.
Рита с шумом выдохнула, борясь с собой, чтобы не улыбнуться.
Люди с любопытством разглядывали их, пришлось выйти на следующей остановке.
Ночь. Рита подъезжает к старому дому на такси. На улице никого нет. Она мечется взад-вперед, зовет иногда:
– Михаил, Михаил!..
Подходит к телефонному автомату – сломан, опять ждет, сидя на лавке, потом перейдя на качели, потом на другой лавке под деревом.
Резко из подъезда выходит Михаил. Он садится рядом с ней. За ним – его друг, невысокий, некрасивый, особенно – в контрасте с Михаилом.
– Ненавидишь меня? – спрашивает Михаил.
– Почему? – Она пожимает плечами.
– Мой последний лучший друг Константин, – представляет Михаил.
Друг целует ей руку. Улыбается. Отходит в сторону.
Они садятся на скамейку под фонарем.
Михаил: Я знаю, я все знаю, ты встречаешься с ним, спишь?
Рита: Нет. Ты не знаешь, как прошли эти несколько дней… Отец твой говорил, что ты пропал, переживал…
Михаил {морщится): А! Не говори, пожалуйста. Лучше молчи. Нельзя обманывать! Я же хочу всегда верить тебе.
Она каждый раз в удивлении от его наивно-возвышенных слов, не находится, что сказать, – это все равно что на стихи отвечать прозой.
Рита {через паузу): А где ты был? Сколько прошло дней… Ты опять колешься?
Михаил: Да, да, я совсем потерялся. Я тебе должен рассказать…
Тут из подъезда в темноту выходят очень много, один за другим, преступного, мрачного вида друзья Михаила. Они, еще очень молодые, худые: среди них всякие – и коренастые, и тонкокожие, с различными формами головы, – но чем- то между собой похожие. Все курили, прищуривались, одеты, как черные романтики – в черное. Семеро. И все очень убедительные. У одного шея замотана бинтом.
– Вот, – сказал Михаил. – Это моя Рита.
Они стали по очереди подходить к ней поздороваться. Более взрослые целовали ей руку. Другие стеснялись и были сдержанны. Некрасивый друг Михаила подсвечивал лицо Риты зажигалкой, чтобы при знакомстве все могли увидеть ее лицо в темноте.
– Это Алексей. Это Тимофей. Это Сашко. Это Валентин. Это Серго… – придушенным полушепотом каждого представлял Михаил. Церемония проходила очень торжественно.
Рита и Михаил сели в машину. Это была одна из машин Господина, его отца. Михаил нервно стал заводить. Тронулись. Машина вздрагивала, виляла, визжала. Быстро поехали.
– Куда? Куда? – спрашивал он, дергая машину и смотря по сторонам.
– Уже скоро рассвет, – сказала Рита. – Встань где-нибудь. Поговорим.
Встали за дом.
Михаил стал откручивать сидение, чтобы оно упало назад.
– Послушай, – говорила она во время откручивания. – Послушай…
– Поцелуй меня, – попросил он.
– Ну, вот… – сказал Михаил. – Никто не знает этого секрета. Только два моих близких друга, и ты сейчас узнаешь.
– А что? – спросила она.
– От моих пуль умер человек, – сказал он грустно. Смотрел поверх руля. Курил. Она схватила его за руку. Он вскрикнул:
– Что ты делаешь! Вена здесь!
Вена в этом месте была настолько исколотой, что превратилась в длинный размазанный широкий шрам. Он прижался головой к рулю. Видно, была сильная боль.
Михаил: Его звали Тимур. Он пришел на встречу с нами. У него был плохой пистолет, то есть «Макаров», но испорченный. Он выстрелил в меня сквозь машинное стекло, но промазал, а Сергею попал в шею. И тогда мы стали стрелять в него. У нас был автомат. В него попало очень много пуль. И когда подсчитали, моих пуль у него было четырнадцать, а чужих только три. И умер он от моих пуль. Друзья унесли его. (Непонятно, сочиняет он или говорит правду.)
Рита: А зачем вы его убили?
Михаил: Так вышло. Мы не думали его убивать специально, но если бы мы промедлили, он бы убил меня. Он первый начал стрелять.
Рита: Молодой был этот парень?
Михаил: Да, восемнадцать. Дерзкий был, – прибавил он с уважением. – Рита, я знаю, отец подарил тебе пистолет. Прячет у тебя много оружия… Зачем тебе это?
Рита: Ты хочешь его взять для себя?
Михаил: А, если хочешь, не давай! Только один мой друг так недавно погиб, у него в квартире стены не впитывали пули! Блядские были стены. У него был день рождения, двадцать лет. И ему тоже подарили пистолет, а он хорошо играл на пианино. Он сел, стал играть, а потом выпил шампанского, взял пистолет и выстрелил в потолок и в стену. Пьяный был. А стены были именно такие, что отразили пулю рикошетом, и она убила моего друга прямо в лоб! – заключил Михаил. – Почему не бросаешь моего отца?
Рита: Я не с ним, я жду тебя, когда же мы будем вместе?
Он поцеловал ее.
Михаил: Ты можешь делать звуки? Стонать? – спросил, наклоняясь над ней.
Возвращаясь, в подворотне своего дома Рита даже вскрикнула от неожиданности: эти двое отскочили друг от друга и встали напротив, прижавшись спинами к стенам. Это была Рива и ее возлюбленный, пополневший, с животом и с визиткой, висящей на руке. Лицо у него было разгоряченное, а у Ривы – с эйфорической полуулыбкой. Она согнула ногу и приставила ее к стене, протяжно вздыхая.
Рита: А что вы на улице?
Они оба одновременно загадочно пожали плечами. Тогда Рита понятливо прошла мимо них, только заметила мужчине:
– Как ты изменился!.. – Он приподнял брови: «мол, вот так…»
Они ее не задержали и не окликнули.
На рассвете Рита видит: сидит ее подруга за круглым столом с потерянным лицом. Перед ней одна бумажка денег.
Рива: Он не дал мне денег… – В голосе ее великое отчаянье. – У меня совсем нет личных денег!
Рита сидит перед окном, смотрит на улицу, ждет. По радио – бой курантов, огни в доме напротив. Она ждет.
Множество планов, как сидят и ждут люди перед окном: кто-то стоит, кто-то сидит в старом продавленном кресле, молодые и старые – все они чего-то ждут в своей жизни. Самым последним ей привиделся Гога – он стоял у окна и все повторял: «Вот жду…»
Рита решилась ехать к Гоге. Она вышла в ночь. Поймала такси. Приехала к дому в новостройке. Вошла в подъезд. Ей так не терпелось, что она не дошла до последнего этажа, ошиблась и стала звонить в дверь на предпоследнем этаже, хорошо, там никого не было. Она позвонила, позвонила, потом, опомнившись, побежала на последний. Там ей открыл Гога.
– Привет, – сказал он ей.
– А ты меня узнал? – вежливо-удивленно сказала она. – Помнишь, я приезжала вместе с таким Господином…
Тот закивал, приглашая зайти.
Он пропустил ее. Из коридора было видно, что в комнате, маленькой, пятнадцатиметровой, сидят, стоят, курят – человек десять или больше, все мужчины. На диване с оторванными ножками, как труп, лежит старик, покрытый какой-то тряпкой. Изголовье дивана приподнято. Тусклый свет, отсутствие телевизора. Гога сказал ей:
– Господин – представь, такой богатый, приезжал ко мне с цыганами, сам такой богатый, а специально любит грязь, людей изучает, я у него был – он снимал двухэтажный номер в гостинице, а поехал ко мне и остался ночевать…
– Думаешь, приедет сегодня?
– Нет, вряд ли… Его сын часто приезжает… Не помню, как его зовут.
– Михаил!
– Помню…
– Я подожду его у тебя. Можно? Вдруг он приедет. Гога пожал плечами:
– Проходи прямо на кухню.
Она быстро прошла, но мужчины из комнаты заметили ее. И двое сразу пошли за ней. Они спросили у Гоги:
– Она зачем пришла?
Гоге было трудно сосредоточиться.
– Какое твое дело? – сказал он негромко и безвольно. Тогда один из парней спросил у Риты:
– Ты давно его знаешь?
– А ты что, прокурор? – спросила она.
– А ты знаешь, что ты отсюда не выйдешь, пока не скажешь, чего ты пришла?
– Как это, не выйду?
Тут вмешался Гога, как бы очнувшись:
– Да она не то, что ты думаешь!
Второй парень, пучеглазый, молчал, жевал жвачку.
– Чего ты пришла? – не унимался все-таки тот. – Что, ты ему что-то принесла?
Она кинула ему свою сумку. Оба они обыскали ее. После, ничего не найдя, заухмылялись, и тот, первый, сказал:
– Знаешь, этот парень, – он стал похлопывать Гогу по подбородку, – он – мой. Он принадлежит мне!
– А!.. – беззлобно отстранился Гога от его руки. Они опять заухмылялись и ушли с кухни.
– Какие пидорасты, эти твои друзья, – сказала Рита.
– Тихо, – сказал он. – Они думали, ты принесла лекарство. Раздался грохот в прихожей.
– Ага, – сказал Гога, – сейчас я их провожу. Он быстро вернулся и спросил:
– Вата есть?
Она стала рыться в сумочке.
– Да, немного ваты, но она в помаде.
Отдала ему. Тот сосредоточенно стал разглядывать грязный комочек.
Она огляделась. На широкой лежанке с оторванными ножками, низкой и наклоненной так, что изголовье было
