— Мэтью, — сказал Берт, — ты вернулся.
Я пытался вспомнить, как разговаривал Мэтью. После паузы я заговорил, подделываясь под голос Мэтью:
— Да. Да, я вернулся.
— Ты вернулся, — сказал Берт, и в голосе его слышались слезы.
Я сказал:
— Я же сказал, что вернулся.
И он сказал:
— Ты всегда был нетерпелив, правда?
Я стоял в дверном проеме. Берт силился получше меня разглядеть поверх деревянной спинки кровати.
— Подойди, — сказал он и протянул руку.
Меньше всего на свете мне хотелось прикасаться к нему. Я боялся, что его умирание прилипнет мне, словно заразная болезнь.
Его рука тянулась и тянулась ко мне, затем упала в изнеможении.
Берт сказал:
— Я хочу тебя видеть.
И я сказал:
— Прости, я не могу подойти ближе.
— Понятно, — ответил он, словно я все ясно и логично объяснил.
Он опять превращался в глупого старика, которого мы знали и ненавидели.
— Но ты вернулся, — сказал он. — Это хорошо.
Я почувствовал, что начинаю вести себя, как Эндрю. Прикинув, как бы он поступил в такой ситуации, я сосредоточился на собственной задумке.
Я сказал:
— Я вернулся, чтобы кое-что тебе сказать.
Берт выглядел изможденным. Возможно, в глубине сознания он понимал, что на самом деле разговаривает не с Мэтью.
— Да? — спросил он. — Что же?
Я прекрасно знал, что мой поступок — это совсем не то же самое, что убить Лиззи или сломать палец Миранды.
— Я вернулся сказать, как сильно я тебя ненавижу.
Мне чудилось, что мой голос неотличим от голоса Мэтью. Словно в меня влез его призрак, как ныряльщик в гидрокостюм.
Берт хрюкнул. Голова его дернулась набок, будто он желал заглушить хотя бы половину моих слов, прижав одно ухо к подушке.
— Я был молод, — сказал я, — а вы меня убили, потому что вы часть Войны.
— Ну что? С ним все в порядке? — донесся снизу голос Эстель, испугав меня, заставив подпрыгнуть.
Я попятился на лестничную площадку.
— Здесь все нормально, — сказал я. — Через минуту спущусь.
— Чудесно, — ответила Эстель и исчезла в гостиной.
Когда я вернулся в спальню, Берт бормотал:
— Мэтью? Ты здесь, Мэтью?
— Здесь, — ответил я.
— Где ты был? — спросил он.
— Я призрак, — сказал я. — Я мертвый призрак, и я буду вечно бродить, совсем одинокий и несчастный, потому что я умер молодым.
— Умер, — повторил Берт. — Умер.
Странное ощущение, будто я наполовину Мэтью, постепенно проходило. Теперь я полностью был Мэтью, Пол лишь дал мне взаймы свое тело, чтобы я мог выговориться, — так один портативный передатчик использует другой.
— И все потому, что ты такой старый и такое дубье. Ты мало любил меня и поэтому не смог спасти.
— Не говори так! — слабо вскрикнул Берт. — Это неправда.
— Мои друзья приходили, а ты прогнал их прочь. Они спрашивали, приходил ли доктор.
— Нам казалось, что у тебя просто грипп, вот и все.
— Я никогда тебя не прощу, — сказал Мэтью. — Я не успокоюсь, пока ты тоже не умрешь. И на том свете ты меня не увидишь. Я буду от тебя прятаться, я буду убегать от тебя, ты никогда меня не увидишь. А когда умрет Миранда, я заберу ее с собой и ты не сможешь до нее добраться.
Берт застонал так громко, что Мэтью испугался, как бы внизу не услышали. Я же чувствовал совсем другое — мне до смерти хотелось поскорее вырваться из этой призрачности. Мэтью говорил то, на что я сам никогда бы не осмелился, хотя мысли у меня были очень похожие.
— Ты всегда будешь страдать, — сказал Мэтью. — И ты отправишься в ад.
— А ты не считаешь, что я уже в аду? — спросил Берт неожиданно ясным голосом. Густая мокрота, перекрывавшая ему горло, внезапно куда-то делась, в точности как в театре, когда поднимается занавес, чтобы актеры вышли на бис. — Мы оба в аду, я и твоя бабушка. Мы так тебя любили. Мы никогда не простим себе того, что с тобой случилось.
— Здóрово, — сказал Мэтью. — Вы и не должны прощать.
Берт закрыл лицо руками.
— О боже, — прошептал он.
Мэтью — я никогда не решился бы на такую дерзость — подошел ближе.
Он встал в изножье, положив руку на бронзовый шар, венчавший столбик кровати.
— Только одна вещь, — сказал он, — может сделать мою ненависть не такой сильной.
Берт опустил руки.
Я испугался, что он увидит, что никакой это не Мэтью, а я.
А Мэтью знал, что старческие слезящиеся глаза Берта видят только пятно светлых волос.
— Что я должен сделать? — спросил Берт. — Скажи, что я должен сделать.
Мэтью приблизился к нему на шаг. Затем еще на шаг.
Берт вытянул руки, готовый заключить Мэтью в объятия, — он так ждал этого, он столько молился об этом.
— Ты должен умереть, — прошептал Мэтью. Умереть как можно скорее. С каждым твоим прожитым днем я буду ненавидеть тебя все сильнее.
Руки Берта упали на одеяло, словно сбитые машинами воробьи.
Он зарыдал.
—
Выходя из спальни, я чувствовал, как Мэтью выскальзывает из меня. Он остался в спальне, чтобы еще помучить дедушку.
Я знал, что если обернуться и заглянуть в комнату, то я его увижу — светловолосое размытое пятно, висящее в воздухе. Черно-белое смазанное фото.
Именно так видел его Берт. И будет видеть его до тех пор, пока не умрет.
Спускаясь по лестнице, я чувствовал себя ужасно счастливым. Мой поступок был гораздо умнее, чем все поступки Эндрю.
— Как он? — спросила Эстель.
Я решил рискнуть и предположить, что она не слышала разговора наверху.
— Крепко спит, — ответил я. — Но бормочет во сне.
— Иногда с ним такое бывает, — согласилась она. — Что он говорил?
Я помялся, притворяясь, будто мне неохота отвечать, а потом сказал:
