- И все-таки к чему ты склоняешься? Она постаралась сделать максимально серьезное выражение лица, но губы сами расплылись в улыбке.
- Мне тоже нравится, что здесь будет бегать маленькая Марина.
- Значит, решено?
- Не совсем. Я хочу еще немного подумать. - Марина подняла руку. - Понимаю, понимаю. Лучше думать быстрее. - Она поцеловала его в нос. - Я постараюсь.
Гордон ответил на поцелуй, а затем положил голову ей на живот, словно Прислушиваясь.
- Слушай, - вдруг энергично заговорил он, садясь на кровати. - А как насчет секса? Как долго мы еще может заниматься этим делом?
Марина расхохоталась - легко, счастливо, словно все проблемы разом сбились с плеч:
- Должна была догадаться, что тебя волнует!
- Я не...
- Мы можем заниматься этим сколько угодно.
- А ребенку не повредит?
Жена на секунду задумалась.
- Ну, может, Нам надо будет сменить позицию. Может, тебе весь этот период не следует быть сверху.
- Все время?
- Ну, почти, - улыбнулась она.
- А может, лучше вообще отказаться на ближайшие восемь или сколько там месяцев? - со смехом предложил Гордон. - На всякий случай. В конце концов, у тебя есть еще два отверстия.
- О нет!
- Так как тебе нравится имя Сандра? - посмеиваясь, поцеловал жену Гордон.
- Я больше размышляю насчет Ольги или Хельги. А может, Берты.
- А если окажется мальчик, он будет Перси.
- Или Отис.
- Ты смеешься, - заметил Гордон, устраиваясь затылком между двух бронзовых прутьев изголовья кровати, - а нам действительно надо начать подыскивать имя. - Он кашлянул. - Если ты тешила оставить ребенка.
- Мы обязательно начнем подыскивать имя, - кивнула Марина, спуская ноги с кровати.
- Да? Обязательно?
- Обязательно, - кивнула жена.
- Быстро.
- Я вообще быстро думаю.
Марина встала, подошла к стоящему посреди спальни креслу в стиле королевы Анны и накинула брошенный на спинку халат. Потом поправила волосы, попавшие под воротник, и вышла из спальни.
Гордон слышал, как она вошла в ванную, а через несколько секунд - шум воды в унитазе. Потом она прошагала на кухню, и тут раздался душераздирающий крик.
- Марина! - взвился Гордон и кинулся в коридор, едва не зашибив распахнувшейся дверью жену, которая бежала обратно. - Что? Что случилось?
В истерических рыданиях он не смог разобрать ни единого слова, поэтому, отстранив ее, сам поспешил на кухню.
Кошачий туалет, который Марина смастерила из картонки из-под пепси, был перевернут, земля разбросана по всему кафельному полу. Миска с кормом и блюдечко с водой тоже валялись перевернутыми.
И все вокруг было покрыто кошачьей кровью.
Красные пятна покрывали всю поверхность желтого холодильника, словно его обрызгали из пульверизатора. Сгустки крови и синеватые внутренности размазаны по столу. Из мусорной корзины под раковиной торчала серая кошачья лапка.
Сама кошка, или то, что от нее осталось, лежала на полу прямо перед плитой. Тельце - практически одна окровавленная меховая шкурка - было распростерто на полу; по краям в него были воткнуты кухонные ножи для разделки мяса. Голова, отчлененная от туловища, лежала отдельно, как старый серый теннисный шарик. Мертвые зеленовато-желтые глаза смотрели в потолок.
Гордон быстро огляделся по сторонам. Окна были прочно закрыты на запоры, равно как и дверь. Он выбежал в прихожую, но основная дверь тоже была заперта, и засов был на месте.
Как?
Что?
Открыв входную дверь, он выглянул на улицу. Туман немного рассеялся, но сырость в воздухе осталась. Это первые признаки осени; запах наступающей поры листопада. Он обшарил глазами гравийную подъездную дорожку, но не заметил ничего необычного. Заперев дверь, он вернулся в спальню. Марина лежала на кровати, укрывшись с головой. Плечи вздрагивали от рыданий. Гордон присел на край.
- Ну, успокойся, - проговорил он, обнимая жену. - Ничего страшного. Все будет хорошо.
Он и сам уже сомневался, что все будет хорошо. Внезапно Гордон ощутил непонятный иррациональный страх за ребенка.
Часть вторая
1
На обочине шоссе Черного Каньона в сторону Рэндолла стоял человек. Он стоял здесь уже несколько часов и насквозь пропотел во влажной духоте позднего лета, но пятна под мышками и на спине были не видны под дорогим пиджаком. Как всегда, на своем месте был и тугой узел галстука. Рядом с ним, на земле, стоял голубой 'самсонайт' - дорожный чемодан с одеждой, зубной щеткой и прочими индивидуальными принадлежностями. Сверху, на чемодане, лежали фотоальбом и пачка религиозных брошюр. В руке человек держал экземпляр пересмотренного стандартного издания Библии.
На шоссе, впервые за час, показался додж-пикап, и человек заученным движением вытянул руку с поднятым большим пальцем. Водитель промчался, даже не взглянув на него.
Другой грузовик, ехавший вслед за первым, также промчался мимо, но потом вдруг резко затормозил и через несколько ярдов остановился. Шофер высунулся из кабины, посигналил и помахал рукой. Человек подхватил свои вещи и трусцой поспешил к грязноватому видавшему виды грузовику. Открыв пассажирскую дверцу, он улыбнулся шоферу с курчавой бородой, одетому в красную футболку и желтую шляпу с надписью 'кэт'.
- Спасибо, сэр.
Водитель кивнул и смахнул на пол газеты с сиденья, давая место попутчику.
- Как вас зовут?
- Зовите меня брат Элиас.
- Брат Элиас? - фыркнул шофер. - Что это за имечко такое?
- Я проповедник живого Евангелия Господа, завещания его Славы, и это имя, под которым я известен его последователям, - пояснил человек, устраиваясь на сиденье и закрывая дверцу машины.
Водитель включил передачу и выехал обратно на дорогу.
- Проповедник, значит? Я сразу догадался, что вы не обычный хич-хайкер[2]. Это было понятно по вашему костюму. Честно сказать, только поэтому я и решил подхватить вас. Обычно я никогда не останавливаюсь, разве что когда вижу знакомых или у кого-то машина сломалась. В наши дни на дороге всякие люди попадаются. Никогда не поймешь, кого можешь посадить.