инопланетчики потому и возлюбили? Может, они к мужикам, которых жёны бросили, неровно дышат?
– Это вряд ли, – опрометчиво сболтнул Казин. – Что они могут в этом понимать? У них и баб нету, одна свиноматка на всех.
– Откуда сведения? – быстро спросил Иванов.
– Так в песне же поётся, – нашёлся Казин, – «Не хочем с мужчинами знаться, а будем теперь почковаться».
Пётр Иванович ажно крякнул от огорчения.
– Эх, трудно с тобой придётся! Ну ничего, сработаемся. Иди, собирайся.
От генерала Казин вышел мокрый как мышь. Надо же, в последнюю минуту чуть сам себя не заложил. Слава богу, обошлось, начальник отпустил с миром, только останний нерв на дорожку вымотал.
В таком настроении Олег Казин подошёл утречком к терпеливо ожидающей инопланетине, костяшками пальцев постучал по гладкому и хмуро сказал:
– Вот он я. Открывай, раз уж договорились.
Проход возник сразу, будто и не бывало здесь глухой стены.
Глава 15
Похищение
Казин шагнул внутрь, словно дрессировщик в пасть льву. Ничего не произошло, и Казин, повернувшись к ждущим дипломатам, позвал:
– Заходите, что ли… кого тут выбрали лететь?
Жаклин Шамо, строгая и прямая, бестрепетно шагнула следом. Пасть ожидала. Немедля зашевелились все. Пётр Иванович в безукоризненном дипломатическом костюме и Альфонс Дуэтто, также вызывающе обряженный в штатское, шагнули одновременно, одновременно приостановились было, словно пропуская соперника, а затем-таки столкнулись в дверях. Плохо, когда нет времени заранее оговорить протокол, подобные вещи всегда чреваты столкновениями. Хрустнули военные косточки, но выдержали. Два генерала пропихнулись в тамбур, а следом уже, без излишней торопливости, прошествовали Филипп Домашен и приветливо улыбающийся Симеон Пресняк. Уж эти-то знали себе цену и понимали, что истинный хозяин не тот, кто врывается первым, а кто входит не торопясь.
Внутри дипломатического модуля, насколько позволяли заглянуть камеры, ничего не было, лишь округлый залец без признаков дверей. «Переходный тамбур» – успели окрестить его начитанные в научной фантастике комментаторы. Дипломаты сгрудились посреди тамбура, инстинктивно стараясь держаться поближе к Олегу Казину. Никто их не встречал, и что делать дальше, земляне не знали.
И в эту трагическую для мировой дипломатии минуту раздался звучный голос профессора Липтона, который в качестве дублёра стоял чуть позади, в окружении всевозможных малозначащих лиц.
– Я требую, – вскричал Липтон, – чтобы в посольстве было предоставлено дополнительное место для представителя земной культуры! Культура интернациональна, она защищает интересы не отдельных групп, а человечества в целом!
С этими словами Липтон решительно шагнул вперёд. Невидимый счётчик, запрограммированный на число шесть, отсчитал шестую особь, не имеющую гражданства, и пасть захлопнулась. Там, где только что зиял проход, больше не было ничего. Обслуживающий персонал посольства, офисные работники с бюварами и оргтехникой, официантки с кастрюльками, салфетками, запасом продуктов и меню, составленным на месяц вперёд, офицеры охраны с пустыми кобурами, но во всеоружии секретных приспособлений, прочие неофициальные лица стояли офигев. Даже журналистский корпус, где каждый второй был… да мало ли кем он был! Двери захлопнулись перед самым носом, так что все с носом и остались. Как говорится – офсайт!
Затем космическая громада плавно и торжественно поднялась в воздух, а через минуту исчезла в голубеющей дали вместе с лучшими представителями человеческой расы. Как сказал известный телекомментатор:
– Это похищение!
Книга третья
За околицей
Там! Там-тарам, там-тарам!
Глава 1
Ты лети, моя ракета!
Шикарно лететь в космос на новейшем ракетоплане – небывалой и только что выстроенной махине, которая даже самому строителю кажется чудом техники. Дюзы дико и грозно воют, крутя огненные вихри, блистающая громада, подпираемая пламенем и инверсионным следом, уходит в небеса, и сердце плачет как дитя, трепетно сжимаясь от чувства гордости за мощь человеческого разума. Хотя всего пути рыкающей и вонючей громаде – до ближайших задворок Солнечной системы.
Совсем иное дело ехать пассажиром. Заходишь в салон, небрежно забрасываешь саквояж на полку и капризно спрашиваешь стюарда: «Мы уже тронулись наконец или всё ещё не можем сдвинуться с места?» И стюард почтительно сообщает рейсовую скорость, высоту полёта или, скажем, глубину моря, в зависимости от того, каким транспортом путешествует вуаяжёр.
Хотя бывает и иное пассажирство, когда вокруг смыкаются глухие стены трюма, и никто не скажет, куда тебя везут и зачем. Загрузили – и поехали! И сам не знаешь, пассажир ты или просто временный балласт. Хорошо ещё, если неведомый стюард вовремя подсыплет в корытце комбикорма, а то сиди и постись до самого конечного пункта.
Разумеется, лучшие представители человечества были полностью уверены, что поедут в классе люкс, однако оказались в трюме. Не оговорил непритязательный гражданин Казин условий полёта, и полетели не имеющие гражданства особи в таких условиях, что и кошку возить стыдно. Хорошо хоть полетели, а не побежали позади астробуса петушком.
Сначала произошло некоторое смятение, с гневными выкриками и всевозможными невыполнимыми требованиями, затем, вспомнив, что летят они не на утилизацию, а на переговоры, земные дипломаты поуспокоились и принялись обживаться на новом месте, благо что в круглом зале объявилась дверь, ведущая в глубь транспорта. Внутренние объёмы галактохода оказались достаточно велики для семи человек. От первого помещения, которое как бы само собой нарекли конференц-залом, начинался недлинный коридорчик, по сторонам которого имелись комнаты поменьше, названные каютами. Кают оказалось по числу членов делегации, что уже само по себе внушало оптимизм. Правда, не было там ни дверей, ни иллюминаторов, ни стола, ни койки, вообще ничего, кроме голых стен. Тем не менее начался делёж жилплощади, весьма напоминающий коммунальные склоки времён недоразвитого социализма.
Грызлись по-английски, Казин ничего не понимал. Видел только, что вламывают плешивенькому, который влез последним. Ясное дело, нашли последнего и рады душу отвести. Казин бочком подобрался к Петру Ивановичу, который в такой ситуации казался едва ли не родным.
– О чём говорят-то?
– Горшки бьют! – неожиданно на чистейшем русском языке отозвался один из присутствующих, удивительно напоминавший бывшего бухгалтера ПМК-9 Моисея Лазаревича. Он единственный стоял не с голыми руками, а с небольшим портфельчиком, в каком Моисей Лазаревич, бывало, приносил в контору домашний обед: кусочек фаршированной щуки, куриное крылышко, обёрнутое фольгой, или баночку с овощным рагу, которое называл цимесом. С пожилым бухгалтером всегда можно было договориться о лишней десятке в аванс, посему Казин, глядя на семитическую физиономию собеседника, немедля проникся к нему самыми добрыми чувствами. К тому же бухгалтер-дипломат косвенно подтверждал тайное убеждение Казина, что иностранцы на самом деле разговаривать по-настоящему умеют, а по-импортному бормочут исключительно, чтобы морочить головы честным людям.
– Я и сам вижу, что бьют, – вступил в запретную беседу Казин, – а чего ради?
– Выясняют, кто виноват, что багаж остался на Земле. Господин Домашен уверен, что несчастье случилось из-за того, что в корабль проник неутверждённый регламентом профессор Липтон.
– Да им без разницы, кто кем утверждён. Отсчитали семь человек и поехали.
– Так вы полагаете, мы уже летим? – с характерными интонациями вынужденного переселенца спросил русскоговорящий иноземец.
– А чего прохлаждаться взаперти? Трансцендентально летим.
