поворачиваясь к Средиземному морю спиной:
— Надеюсь, аквалангистов в воде не было!
Шумно втягивая соленый морской воздух сквозь два комплекта зубов — своих собственных и накладных собачьих, — Дон Салливан стоял на верхней палубе пассажирского катера «Лазурный». «Морской трамвай», как называют такие прогулочные суденышки местные жители, пересекал Цемесскую бухту. С борта судна открывался впечатляющий вид на белый город Новороссийск, вытянувшийся вдоль моря в полукольце гор. Синие вершины были подернуты серым туманом. Зеленые морские волны, напоминающие глыбы жидкого бутылочного стекла, курчавились жемчужной пеной. Над тяжело ворочающейся водой с пронзительными криками летали чайки. Курортники — на жаргоне местных жителей «матрасники» — на нижней палубе ахали от восторга и непрестанно щелкали фотоаппаратами. Однако Дону в этот момент чувство прекрасного было чуждо: его передние лапы лежали на скользком мокром поручне, ушастая голова свешивалась вниз. Дона мутило.
Минуту назад он избежал совершенно непредвиденной опасности. Девица, которой разудалые и не вполне трезвые парни из команды позволили «порулить» катером, своими неумелыми действиями едва не отправила всех на дно, когда рядом с судном показались дельфины. Занятый своими мыслями, Дон сначала не понял, что это за большие черные колеса крутятся в воде, блестя, как новые резиновые калоши, но рядом нашлись граждане посообразительнее: детище Ильичевского судоремонтного завода в полном соответствии с техническими характеристиками приняло на борт две сотни пассажиров, и при виде афалин все двести с радостными криками дружно ринулись на правый борт. Хорошо, что капитан оказался поблизости: пока горе-кавалеры беспомощно дрыгали ногами в низких креслах с прекрасным видом на девицыны голые коленки, он ворвался в рубку, матерясь, смахнул мамзель с высокого табурета и исправил крен. Дон сомневался в том, что сумел бы вынырнуть из пучины морской и добраться до берега в тяжелой бирсдожьей шкуре!
На борт «Лазурного» он запрыгнул в последний момент, предварительно тяжелым галопом промчавшись по причалу прочь от пришвартовавшейся «Веры».
— Что это за псарня? — увидев Дона, сурово вопросил капитан. Он нахмурился и перебросил сигарету из одного угла рта в другой. — Я спрашиваю, какой кретин взял на борт кобеля?
— Уважаемые пассажиры! Капитан убедительно просит подняться на служебную палубу хозяина большого черного пса в кожаном ошейнике, — в облагороженной форме озвучила эту мысль по корабельному радио дама-экскурсовод.
Капитан в это время убедительно крыл матом «всяких там животноводов, думающих, что они купили билет на плавучую собачью площадку», и сулил бесхозному псу участь небезызвестной Муму. Но Дон вел себя чинно-благородно, команде не мешал, под ногами не путался, а при появлении капитана и вовсе садился и протягивал лапу, так что ему позволили остаться на служебной палубе и даже не привязали.
Свободные от вахты парни из команды, напившись чаю с печеньем, азартно резались в карты, про Дона вскоре все забыли. Тогда он незаметно стянул с поручня на палубу чьи-то непросохшие плавки и, не зная, куда их спрятать, попросту сел на них мохнатым задом, после чего с неподдельным интересом прослушал эмоциональный рассказ экскурсовода о городе-герое Новороссийске, Цемесской бухте и вообще Черноморском побережье Екатеринодарского края.
Между прочим, Дон узнал, что в давние времена путешествие с Кипра в Екатеринодар можно было осуществить без пересадки и смены транспортного средства с водного на сухопутное. Две с половиной тысячи лет назад греческие торговые суда из Средиземного моря прямиком шли туда, куда и нужно было сейчас Дону, к современному Екатеринодару, — через Черное море по реке, ныне известной как Кубань. Дон опоздал почти на два века: стараниями казаков, прорывших пару каналов, с 1819 года Кубань впадала не в Черное море, а в Азовское, так что из Новороссийска в Екатеринодар Дону предстояло добираться сухопутным транспортом. Он мысленно посетовал на несвоевременную инициативу казаков.
— Уважаемые пассажиры, наша экскурсия подходит к концу. Через несколько минут вы ступите на легендарную Малую землю, — торжественно возвестила дама-экскурсовод.
Дона размер земли не интересовал, ему просто не терпелось ступить на сушу.
Теплоход уже подходил к берегу — благо глубина позволяла, на носу матросы готовились опускать трап. Вокруг судна сновали аквабайки, маленькие катера с привязанными к ним резиновыми «бананами» и водные велосипеды, в зеленоватой воде у берега барахтались купальщики, пляж был густо усеян пестрыми зонтами, лежаками, шезлонгами, надувными матрасами и телами разной степени поджаренности.
На верхней палубе не осталось никого, кроме Дона. Он покосился в сторону рубки — девицу с позором изгнали, в открытую дверь была видна явно мужская напряженная спина в борцовской майке.
Дон дернул ошейник. Магнитная застежка отошла. Острым краем металлической пряжки он сделал отслужившему свое бирсдогу харакири, конспиративно распластал сброшенную шкуру на манер ковра, надел краденые плавки, туго намотал на руку ремень ошейника и прыгнул в воду. В общей суете этого никто не заметил.
«Лазурный» благополучно причалил, по носовому трапу на берег повалили пассажиры. Дон немного поплавал, наслаждаясь вновь обретенной свободой движений, не стесненных собачьим камуфляжем, потом вышел из воды и посидел на камнях, обсыхая и присматриваясь. Шорты, майку, легкие сандалии и солнечные очки он походя прихватил в разных местах, пересекая пляж.
Неотличимый от множества других гостей причерноморского города-героя Новороссийска, Дон на ближайшей улице взмахом руки остановил таксующего частника, и водитель красной «семерки» согласился отвезти его в Екатеринодар за тысячу рублей. Услышав непомерную цену, Дон кивнул и сел в машину.
— Вай, дарагой! Дашь тыщу двести — за палтара часа дамчу! — с роскошным кавказским акцентом сказал водитель.
Правильным ответом было бы идиоматическое: «А морда у тебя не треснет?», но Дон не настолько хорошо знал русский.
— Согласен, — без всякого акцента ответил он, и красная «семерка» рванула с места, как гоночный болид.
Правильно говорят: доверяй, но проверяй! Иркину русскоязычную барышню из отеля я допросила лично и выяснила не только номер рейса, которым улетел Монтик, но и еще одну весьма интересную вещь: авиабилет до Нью-Йорка был приобретен вовсе не на имя Монте Уокера! У Иркиного возлюбленного был, оказывается, российский паспорт на вполне российское же имя!
— Ну да, Сергей Петрович Максимов, — повторила удивившую меня информацию барышня.
— Минутку. — Я обернулась и подозвала подругу. — Ира, парень нас надул. Он не иностранец. Соотечественника брать будешь? Максимова Сергея Петровича?
— Сержик, — укладываясь на барьер монументальной грудью, мечтательно проговорила Ирка.
— Понятно. — Я поблагодарила служащую и порысила к телефону.
Прямо из отеля мы позвонили в Штаты Зинке и обо всем с ней договорились. Мой звонок кузину обрадовал, потому что по родным в России она изрядно соскучилась: мы, к примеру, не виделись уже несколько лет.
Мое предложение отыскать иголку в стогу сена Зину не удивило: мы обе знали, что у нее шансов больше, чем у кого-либо другого.
Количество находок и совпадений, случающихся в жизни каждого человека, в Зинкиной жизни было непомерно большим. Она постоянно находила чьи-то документы, кошельки и сумки, а потерявшиеся домашние животные встречались на ее пути столь часто, что это наводило на мысль о сезонных миграциях. Экзотические попугаи залетали в Зинкину форточку постоянно, и мой двоюродный, а ее родной брат Антоша все школьные годы извлекал из этого обстоятельства стабильный доход. Мне лично то и дело перепадали книги, которые кузина подбирала на садовых скамейках и трамвайных сиденьях. Кроме того, Зина владела великолепной коллекцией часов и зонтиков, которыми щедро снабжала окружающих, а уж мелочь на карманные расходы она и вовсе собирала походя, как грибы после дождя. Найденные документы кузина обычно относила в бюро находок оптом, примерно раз в месяц, там даже знали ее телефон и нередко отправляли к ней особо озабоченных поисками утерянного добра. А однажды она без всякой помощи ГИБДД нашла угнанную машину своего собственного папы! Чудесная была история: угонщик врезался в дерево, и оно упало на трамвай, в котором ехала Зинка!
Объяснить странное везение двоюродной сестры я не пыталась, но использовать его умела еще в
